— Так и есть.
— Я соглашусь, но что не так с Вероникой?
— Она злая. И эгоистичная, и наглая, и потаскуха, и недобрая, и избалованная, и…
— Ладно, ладно, я поняла. Извини, что спросила. Снова звонит телефон.
— Ответишь? — спрашиваю я у Бонни со сладкой улыбкой.
— В последний раз, — говорит она и бежит в другую комнату, где оставила трубку.
Через две секунды она возвращается, протягивая мне трубку.
— Это твой папа.
— Привет, папочка! — восклицаю я, на удивление обрадовавшись звонку mi padre[30]. Но не бойтесь, это чувство вскоре исчезнет.
— Хлоя, — сурово начинает он, — нам надо поговорить.
Это всегда дурной знак. Разговоры — это плохо. Разговоры с бойфрендами. Разговоры с преподавателями. Разговоры с родителями.
Я слышу, как на том конце кричит моя мать:
— Дай мне с ней поговорить!
— Успокойся, Чанна, — говорит он.
— Ты слишком спокоен! — верещит она.
Когда он наконец возвращается к телефону, то сообщает, что молодые аналитики из его банка здорово веселились всю эту неделю.
— Правда, папа?
— Да, милая, — сухо ответил он.
Как видно, означенные аналитики получили от своих друзей сообщения по электронной почте с приложением в виде моей прославленной колонки.
Кому понравится прочитать тысячу слов о грязных сексуальных актах, написанных его юной дочерью? Только не Ричарду К. Каррингтону, это уж точно.
— Па-а-а-па! — умоляю я, но безуспешно. Он не слушает. И мою мать, говорит он, необходимо запереть или хотя бы связать, чтобы мы могли поговорить. Ему пришлось отобрать у нее ключи от машины и ее расшитые блестками одеяния, чтобы помешать немедленно помчаться в Йель и потребовать удовлетворения.
Я молчу, пока он привычно упрекает меня в своей обычной, лишенной эмоций, отстраненной манере.
— Мы разочарованы, — заканчивает он, — крайне разочарованы.
«Разочарованы» — самое страшное слово в словаре моих родителей. Хуже даже, чем «я сержусь» и едва ли не хуже, чем «ты — отрезанный ломоть». «Разочарованы» означает: ты ранила их настолько, что у них нет сил кричать на тебя. Что в моей семье редкость.
Наконец я вешаю трубку, сославшись на необходимость заниматься. К сведению первокурсников: когда родители платят три тысячи долларов за курс лекций, их очень заботит, посещаете ли вы их. Следовательно, ссылка на занятия — это отличный способ выкрутиться из любой неприятной ситуации, в которую вы попали. На сей раз я не обманываю. Уже почти половина второго, и я могу опоздать на «Перечитывая Фолкнера» — курс лекций, который читает знаменитый Гарольд Блум, бог среди мужчин здесь, в Йеле, и, возможно, самый страшный человек из живущих ныне. Одна из его книг называется «Гений и гений» — этого он и во сне не скажет ни об одном из своих студентов.
