Помимо вопросов удобства, вкуса и содержания калорий в разговорах с предпочитающими выплевывать всплыли два весьма интересных обстоятельства.
Первое — такие вещи, как внимание и нежность.
— Если он заставляет тебя глотать, значит, он не любит тебя и не уважает.
Все это, конечно, хорошо и замечательно, но скажите честно, когда вы в последний раз спали с тем, кто вас уважал, не говоря уже о том, чтобы любил? В школе?
Моя близкая подруга утверждала: — Я выплевываю, потому что, когда бы я ни глотала, оно вылезает у меня через нос. Ты можешь об этом упомянуть? Готова поспорить, не одна я сталкиваюсь с этой проблемой.
Вообще-то, как мне ни неприятно это говорить, милая, — одна.
Поскольку это последняя колонка в текущем семестре, я бы хотела пожелать всем удачи на экзаменах и очень счастливых каникул. Что бы вы ни выбрали — выплюнуть или проглотить в эти каникулы, желаю вам веселых и ярких праздников, и белого всем вам Рождества.
— Ее сейчас нет, — слышу я голос Бонни из другой комнаты. — Передать ей что-нибудь?
Пауза — человек на том конце провода отвечает.
— Нет, этого я ей ни за что не передам. Вы ненормальный, больной. Вы это знаете?
Снова пауза.
— Вы этого не знаете? Что ж, я та-а-ак рада, что мне выпала честь сообщить вам… Вам нужно определение понятия «выпала честь»? О-о! Больше не звоните сюда! Шизик! — восклицает она, уже бросив трубку, и возвращается в гостиную, где плюхается на бугристый коричневый диван, который мы купили в «Армии спасения» на первом курсе. Наша гостиная полностью обставлена коллекционной мебелью от «Ле коллексьон сальвасьон» [29]. От нее так и несет шиком примерно 1977 года. Сколько всего оставило на нем свой след! Подготовка к экзаменам. Блевотина. Слезы. Секс. Если бы этот диван мог говорить, он бы сказал: «Отмойте меня».
Бонни откидывает назад голову, отчего ее длинные светлые волосы свешиваются со спинки дивана. Волосы — это лучшее в ее внешности. У меня же лучшее — моя индивидуальность и, согласно последним двенадцати телефонным звонкам, поступившим к нам сегодня, то, что я «активная сторонница проглатывания». Я сказала, не они.
— Кто это был? — осторожно спрашиваю я, не желая услышать ответ.
— Дьявол, — с серьезным лицом отвечает Бонни.
— Бонни, — подвываю я, как можно сильнее растягивая гласные в ее имени, чтобы подчеркнуть свое неудовольствие.
— Я говорила тебе, чтобы ты не писала на эту дурацкую тему, — говорит она, искоса на меня поглядывая.
