Благоухали поздние розы. На деревьях наливались соком яблоки. Пчелы и осы с громким жужжанием роем вились вокруг вишен и слив, согнувшихся под тяжестью спелых плодов, дикий виноград спускался со стен и оград потоками разноцветных листьев.
Калитка домика, к которому они спешили, была закрыта, но стоило лишь слегка коснуться дверной ручки, как калитка распахнулась. Они вошли в сад, поражавший буйностью красок и медоносным благоуханием.
Идя по дорожке, они увидели повсюду — на траве, цветах, на кустарнике — следы чего-то белого, по мере их приближения к дому все плотнее покрывавшего зелень. В воздухе ни дуновенья. Но вдруг пробежал ветерок, и по дорожке, прямо перед ними, покатился странный пушистый ком, то ли снег, то ли град, который через мгновение устремился вверх и рассыпался на тысячу, тут же легко оседавших на траве, пушинок.
— Это перья. Откуда их столько? — сказала Кристина с тревогой в голосе.
Только теперь они заметили, что двери домика широко открыты, но никто оттуда не выходит, не слышно никакой жизни внутри. Ступеньки крыльца, сени и даже видимый в глубине коридор также были застланы этими белыми, как снег, перьями.
— Подожди. Я один загляну, — бросил Стасик.
Через минуту он вышел из дома, смертельно бледный, с расширенными от испуга глазами.
— Туда нельзя! — шепнул он.
Возле низкой, обвитой плющом изгороди, отделяющей их от соседского садика, стояла старая, высохшая женщина. Протянутая рука ее дрожала.
— Идите отсюда! Поскорее! — бормотала она беззубым ртом. — Довольно и так несчастий!..
Ребята стремились поскорее покинуть эти тихие улочки, где краснеющий дикий виноград теперь казался им забрызганным кровью. Шли быстро, чуть ли не бежали. Угловатый пакет с кассетами больно ударял по ногам. Запыхавшись, они приостановились, чтобы собраться с мыслями.
— Как узнать, что там произошло? Неужели и Петра…
Стасик на минуту задумался. По лицу его пробежала тень сомнения. Он взглянул на Кшисю и решился.
— Пойду-ка я в бар «Под метлой». Может, что проведаю. Это здесь, на Мадалинского! — пояснил он.
Кристина не поняла, о чем говорит Стасик, хотя ей была знакома эта знаменитая улица в районе Мокотова. Однако, не спрашивая ни о чем, она следовала за своим проводником.
На улице Мадалинского они остановились у ворот, за которыми размещались большие гаражи. Двуязычная вывеска сообщала, что здесь находится филиал Городского управления по вывозу мусора. Ворота были открыты, и из них, видимо, после какого-то осмотра, выезжали огромные автомашины: аккуратные, герметически закрытые фургоны для мусора, обслуживающие кварталы, населенные немцами, и уродливые, дымящие «гольцгазы», работающие на древесных чурках, которые направлялись в польские кварталы и в гетто, отгороженное, по приказу гитлеровцев, каменной стеной от остальной части Варшавы.
