Они невольно переносили взгляд на небольшую богородицу с младенцем. Время приглушило яркость красок, кое-где обнажился медный фон, но сохранило выражение трогательной заботы, проступавшее во всем ее облике, и теплую белизну груди, к которой прильнул беззаботный младенец.
Запах яблок и сухой лаванды, которой бабушка перекладывала белье, навевал легкую грусть. Под потолком на длинных серебряных цепочках висела лампада, тоже из серебра, тонкой работы, с чашей пурпурного стекла, она всегда чуть вздрагивала, а в ней стлался огонек, это горел погруженный в масло фитиль. Тихо, робко потрескивали половицы, тихонько скреблась мышь. Казалось, через минуту кто-то скажет что-то самое важное, приоткроет все тайны, а может, все вокруг сделает таинственным. На цыпочках, с замирающим сердцем выходили они из бабушкиной комнаты, боясь, что вот-вот столкнутся с панной Дыонизовой или с Марцинкой, и что сердитый голос одной из сестер или беспечно громкий — другой развеет все очарование их вылазки; пожалуй, еще скажут, что она затевалась ради изюма и фиников, — здесь у бабушки всегда стояла серебряная вазочка с фруктами.
Кшисе любопытно было, о чем это они разговаривают, — Галин отец и ее мягкая, тихая бабушка. Наговорившись, отец выходил из комнаты, снова спотыкался о ступеньку и шел к дверям. Как-то, задержавшись у бабушки дольше обычного, зашел в гостиную, поднял крышку фортепьяно, сыграл несколько пассажей. Но должно быть, стонущее эхо расстроенного инструмента испугало его, потому что он резко захлопнул крышку и почти бегом бросился к дверям, схватив на ходу конфедератку и небрежно козырнув на прощанье.
Матери у Гали не было. Кшися, тогда еще маленькая, как-то спросила у панны Дыонизовой:
— Галя сирота? Да?
Но панна Дыонизова, казалось, даже не поняла ее вопроса, она лишь удивленно захлопала ресницами.
— Мама у Гали умерла? — продолжала свои расспросы Кшися, уже видевшая сиротство нескольких своих подружек по Беднарской, — траур, торжественные поездки на кладбище с цветами и свечками.
Глаза у панны Дыонизовой вдруг сделались сердитыми и круглыми, как у совы. Кшися больше не задавала таких вопросов. Впрочем, Галя никогда не ездила на кладбище.
А вскоре после этого памятного визита Галиного отца началась война.
Тяжелое время еще больше укрепило дружбу девочек, хотя они теперь гораздо реже проводили вместе время. Иногда они встречались на нелегальных занятиях, на харцерских собраниях. И, главное, знали, что в трудную минуту будут помогать друг другу сколько сил хватит.
