Конечно, в юные годы я не могла охватить всего масштаба событий. Но память моя хранит множество мелочей, незначительных с точки зрения истории, но создающих атмосферу тогдашней повседневности. Память запечатлела и нечто весьма существенное. А именно: что книга, картина, многовековое строение, любимая мелодия — все это в борьбе за независимость является таким же оружием, как винтовка и граната. И что враг знал это, поэтому он и стремился лишить нас наших книг, прекрасных картин, образа многовековых строений, любимых мелодий…
Более широкая панорама борьбы за польскую культуру открылась для меня позднее, когда в 1967–1970 году мне вместе с моим мужем, художником и фотографом Анджеем Шиповским, посчастливилось участвовать в подготовке к выпуску в Государственном издательском институте под редакцией Станислава Лорентца книги воспоминаний «Борьба за культурное достояние. Варшава 1939–1945», для которой мы собирали фотодокументы. Мы перерыли тогда несчетное количество материалов в архивах, музеях, библиотеках, а также в частных собраниях. Провели многочисленные беседы со многими участниками подпольного фронта борьбы за польскую культуру, с людьми, непосредственно руководившими им, прежде всего с профессором Станиславом Лорентцом и профессором Яном Захватовичем.
В работе над книгой «Сокровища Королевского замка» мне хотелось передать читателю хотя бы небольшую частицу знаний о тех временах и хотя бы в незначительной мере отобразить тогдашний пылкий энтузиазм и самоотверженность. Вымышленные судьбы вымышленных героев тесно связаны с действующими в книге подлинными персонажами и с действительно происходившими событиями. К примеру, строительство противопожарного перекрытия над библиотекой Варшавского университета, отважно проведенное инженером-архитектором Тадеушем Мязеком, перевозка в библиотеку книг из квартир арестованных; негласная выдача тысяч запрещенных изданий; конспиративная деятельность кафедры и факультета польской архитектуры Варшавской политехники; «Бар под метлой» на улице Мадалинского, служивший нелегальным пунктом помощи узникам гетто; проведение конспиративных концертов; три кондукторских звонка, по которым вагоновожатый немедленно останавливал трамвай, — все это не выдумано, а было на самом деле. Некоторые события несколько сдвинуты во времени: скажем, конфликт с немецким историком, пытавшимся изъять фотодокументы из собрания архитектурного факультета, произошел осенью 1941 года, а кража эсэсовцами макета Замостья — весной 1943 года. Разумеется, в книге моей есть не только мелкие отступления в хронологии событий, но и вымышленные сцены и эпизоды. Но я убеждена, что изображенные в этих эпизодах реально существовавшие люди показаны в действии, отвечающем их характеру, а выражаемые ими мысли полностью соответствуют духу их высказываний, запечатленных в письмах, воспоминаниях, документах.
