Профессор заговорил медленно и серьезно, похоже было, что он отвечает не только Станиславу, но и самому себе.
— Требовать этого ни от кого нельзя. Но принять на себя такую обязанность — необходимо. Именно в них спасение, пан Станислав, для вас, для этих молодых людей, для нас всех.
— В этих хрупких стеклышках? Вы шутите, профессор! Кого же они могут спасти и от чего?
Профессор протянул руку к ящику и вынул оттуда несколько снимков.
— Вы видите фотографию этого плана? Вот Краковское предместье. Узнаете? А это колонна Зыгмунта, верно? Ну а там, дальше? Разве это наш Королевский замок?
— Ну что вы!
— Это совершенно другое здание!
— Оно похоже на отвратительного паука — вздутое брюшко купола опирается на тоненькие ножки колонн!
— Это немецкий проект строительства Зала конгрессов и народных собраний, — сухо заметил профессор.
— Как же так? А наш Замок?
— Взгляните сюда, на второй план! Вот набросок того же Зала конгрессов на том месте, где виден обозначенный пунктиром пятиугольник. Видите, что написано на этом пятиугольнике? Ehemaliges Schloss — «Бывший Замок»…
— Что это такое?
— Что это значит?
— Выходит, стены Замка еще стоят, а они уже сейчас планируют на его месте строительство своего Зала конгрессов.
— Планируют. Но не «сейчас», — подчеркнул профессор. — То, что вы видели, это приложение к знаменитому проекту Пабста, подготовленному группой архитекторов из Вюрцбурга. Экземпляр этого плана я видел в Варшаве еще в первую военную зиму…
— Они уже тогда?
— Наверно, еще раньше. До войны. Столь детальная разработка проекта требует немалого времени.
— Значит, они еще до войны решили…
— …превратить нашу миллионную Варшаву в провинциальный стотысячный немецкий городок. Это предусматривал план Пабста. «Превратить». Вы понимаете, что означает это деликатное слово: превратить?! Это означает: разрушить дома, а людей… людей…
Тут в разговор включился Стасик:
— Я слышал как-то, брехали по мегафону, что Варшава разрушена потому, что мы в тридцать девятом году оборонялись. Некоторые соседки поверили, повторяли. А сегодня, глядя на этот план, я думаю, если б мы не оборонялись, не боролись за свое польское, нас наверняка уничтожили бы еще скорее, еще более жестоко, без всякой жалости…
— Верно. Прежде чем в этой войне прозвучал первый выстрел, они нас уже приговорили. Меня. Вас, пан Станислав. Этих детей. Наш Замок. Наше государство. Наш народ. Обрекли на физическое уничтожение или на моральную смерть. Оставили б в живых только тех, кого сумели бы подчинить, превратив в тупых, безвольных двуногих скотов. Недаром один из тезисов гитлеровской политики гласит: «Отнимите у народа, побежденного народа, памятники прошлого, и во втором поколении он перестанет быть нацией». Мы остаемся нацией, пока существуют памятники прошлого, пока мы относимся к ним с уважением…
