Станислав обошел стороной все те улицы, на которых, по словам прохожих, швабы устроили облаву, и теперь ждал Стасика и Кристину неподалеку от архитектурного отделения университета, на Познаньской, в маленьком, похожем на лисью нору, кафе, где к потолку поднимались клубы табачного дыма. Сюда заходили шоферы, рикши, возчики подкрепиться стаканом эрзац-чая и потолковать о делах.
Для своих здесь всегда имелся напиток покрепче и кое-какая закуска: ломоть хлеба с кровяной колбасой и кусочек огурца, свежего или соленого, в зависимости от времени года. Бывали здесь и пирожные, свои, «фирменные», покрытые сверху ядовито-зеленой глазурью, которые считались здесь исключительно изысканным угощением.
Перед сидевшим за столиком, очень спокойным на вид Станиславом тоже стоял стакан с бурдой. Только бесчисленные, разбросанные вокруг блюдечка обломки спичек свидетельствовали о том, с каким напряжением следит он за уходящим временем.
— Глядите-ка, вон вы где, пан Станислав, а я с ног сбился, пока вас искал! — услыхал он чей-то низкий знакомый голос.
— Бартошак?
Синяя рубашка в мелкую полоску еле сходилась на могучей шее, на манжетах поблескивали большие золотые запонки.
— Я хотел, чтобы вы, пан Стась, пошли со мной просить, но вас не было, пришлось самому…
— Кого просить?
— Как кого? Нашего инженера!
Казалось, Бартошак был крайне удивлен, что кто-то мог не понять столь простой вещи. Очень довольный собой, он повторил:
— Пришлось самому! И ничего, попросил!
— Кого? О чем?
— Так вы, пан Стась, ни о чем не знаете? Тадека крестить пора. Пан инженер Мязек будет крестным. Я сам пошел, попросил его, он согласился. И вы, пан Стась, милости прошу, приходите в костел, а потом ко мне. У меня бутылок целый ящик, и не какой-нибудь там самогон, а беленькая, чистая! Моя старуха у матери в деревне была и привезла поросенка, колбаса будет, корейка есть.
— Спасибо за приглашение! Непременно приду, даже если не будет колбасы и водки!
— Значит, договорились! — Бартошак с такой силой потряс его руку, что казалось, вот-вот вывихнет ее. — Тадек будет, это, как его там, Пиньчов отстраивать… а я подвозить материалы… Так уж мы порешили!
— Когда? Что? — ничего не мог понять Станислав.
— Ну после войны! Этот самый Пиньчов! Инженер Мязек, я когда к нему зашел в этот самый пархив… ну, как его, тут рядом, в архи… Пиньчов — это был такой знаменитый город, музейный, можно сказать… Центр какой-то там формации, а может, и реформации! — повторил он за Станиславом. — Но швабы этот Пиньчов в сентябре, того… — Смутившись, он посмотрел на Станислава, зная, что тот не любит слишком крепких выражений. — Я хотел сказать, сожгли. Значит, нужна будет коистру… реконстру… ну что-то там с ним нужно будет делать. Тадек мой уж сообразит, что там надо, чтобы все было в лучшем виде… Он об этом узнает в библиотеке на Краковском… И в этой школе, тут рядом, где инженер Мязек… Выучится, станет директором… Арихитектором… — вспомнил он вдруг такое важное для сына слово.
