— Он как будто искал для себя новую роль, — рассуждал Сота.
Мы с Бурденом присели на скамью возле железнодорожной станции. Сыпал мелкий дождь. Мимо проехала машина, чуть притормозила, и парочка, опустив окно, уставилась на нас. Я слышал, как один пассажир сказал другому:
— Хамелеон!
— Во Франции я сделался знаменит, — вздохнул Бурден. — Чересчур знаменит.
Во время разговора взгляд его больших темных глаз не отрывался от меня. Он меня как будто оценивал.
К моему изумлению, Бурден заранее выяснил, где я работаю и где работал прежде, где родился, как зовут мою жену, он знал даже, кто мои брат и сестра.
— Предпочитаю иметь представление, с кем имею дело, — скромно пояснил он.
Уж он-то хорошо знал, как легко обмануть доверчивого собеседника, и принимал меры, чтобы самому не стать жертвой обмана. «Я никому не доверяю», — твердил он.
Его считали «профессиональным лжецом», однако, решившись рассказать мне свою биографию, он не упускал ни одной детали.
— Ничего не выдумывайте, не делайте из меня другого человека, — настаивал он. — Моя история хороша и сама по себе, без прикрас.
Я знал, что Бурден вырос в окрестностях Нанта, и я спросил его насчет татуировки. С какой стати человек, стремившийся отделаться от прежней своей личности, оставил ее след на своем собственном теле? Бурден потер руку в том месте, где была надпись «хамелеон из Нанта», и пообещал:
— Я расскажу вам всю правду.
Прежде чем стать Бенджамином Кентом, Микеланджело Мартини и всеми другими, за кого он себя выдавал, прежде чем сделаться сыном английского судьи или итальянского дипломата, он был попросту Фредерик Пьер Бурден, внебрачный сын Гислен Бурден, бедной восемнадцатилетней девушки, родившей своего первенца в пригороде Парижа 13 июня 1974 года.
В официальной анкете Фредерика в графе «отец» стоит X, то есть отец неизвестен. Но Гислен, принявшая меня в своем маленьком деревенском домике на западе Франции, призналась, что этот X был двадцатипятилетний иммигрант из Алжира по имени Каси, с которым она вместе работала на фабрике по производству маргарина. Она помнила только имя, а фамилию алжирца так и не узнала. Когда она забеременела, выяснилось, что Каси уже женат, поэтому Гислен бросила работу и уехала, не признавшись ему, что ждет от него ребенка.
До двух с половиной лет мать растила Фредерика сама. «Он ничем не отличался от других детей, совершенно обычный ребенок», — вспоминала она. Затем ее родители обратились в органы опеки. Один из родственников пояснил:
