Суть гордости состоит в том, что человек считает себя великим в своих собственных глазах и полагает в сердце своем, что его следует хвалить. Это может происходить от множества меняющихся доводов и проистекать от множества причин. Потому что есть такие, кто уверен, что у них много ума, и такие, кто считает себя красивым, и такие, кто думает, что его уважают, и такие, кто видит себя великим, и такие, кто утверждает, что он мудрый. Правило таково: человек, полагающий, что у него есть одно из имеющихся в мире положительных качеств, близок к опасности оказаться в этой ловушке гордости.
Много разнообразных обстоятельств возникает, когда человек решает в сердце своем, что он важен и славен. Среди этих обстоятельств есть и прямо противоположные по смыслу, но все они происходят от одной причины, и все они ведут к одному и тому же.
Вот гордец, считающий, что поскольку ему принадлежит слава и почет, то — он особенный и отличается своим высоким положением, а значит, ему и вести себя полагается особым образом. Он старается отличаться от других во всем своем способе поведения: и походкой, и манерой садиться, и манерой вставать, и формой разговора. Он ходит очень медленно, нога за ногу, сидит развязно развалившись, встает, как змея, еле-еле, разговаривает не с любым, а только с самыми уважаемыми людьми, и даже беседуя с ними, произносит, подобно гадателям, только короткие фразы. Таков же он в еде, питье, одежде, во всех своих поступках: ведет себя с великим напряжением, как будто тело его налито свинцом, кости каменные, а жилы из песка.
А вот гордец, который уверен, что, поскольку он обладает многими достоинствами, и ему полагается почет, то он сотрясает землю, и все должны дрожать перед ним, не сметь обращаться к нему и о чем-либо просить. И если кто-нибудь позволит себе заговорить с ним, то он напугает своим голосом и ошеломит своим дыханием, ответит грубо, а лицо его в любое время и в любой час хранит выражение гнева.
Вот еще гордец, думающий про себя, что он настолько велик и уважаем, что почет неотделим от него. И чтобы показать это, он станет совершать поступки смиренного, преувеличенно и подчеркнуто изображать непомерное унижение и безграничное смирение. А в сердце своем он говорит: «Я столь вознесен и столь уважаем, что мне уж не надобны почести, и я могу их уступить другим, потому что я почестями пресыщен».
И вот еще один гордец, желающий настолько отличаться достоинствами и единственными в своем роде поступками, что ему недостаточно похвалы за качества, которыми, как думает, он обладает. Нет, он хочет, чтобы к его славе добавляли также, что он смиренный из смиренных, и тогда он гордится своим смирением и хочет почестей за то, что изображает, будто бежит этих почестей. Такой гордец поставит себя ниже тех, кто намного ниже его, и даже ниже презреннейших, ибо этим он изображает, будто дошел до предела смиренности. Он не захочет никакого титулования и отринет все, что превозносит его, а в глубине души скажет: «Нет мудрее и смиреннее меня на всей земле!» Такие гордецы, изображающие себя смиренными, не избегут всяческих подвохов — их гордыня проявится незаметно для них, как пламя прорывается из пепла и углей пожарища. Мудрецы приводят в пример дом, набитый соломой: проходит время, и солома пробивается сквозь дыры, и все видят, что дом был полон соломы. Так же и в этом случае: гордец не сможет вечно таиться, его дурные мысли проявятся в его поступках, ибо его поступки основаны на ложном смирении и обманном самоуничижении.
