Череда. Что такое череда? Откуда я знаю, что существует какая-то череда, что у неё есть семечки, которые впиваются в штаны мёртвой хваткой? Откуда этот странный сон? спросил себя Марко, тяжело поворачиваясь в тенетах кожаных ремней. Перед глазами последний раз полыхнуло луговое разнотравье, густо прогудел майский жук, зелёные пятна разошлись кругами, веки разомкнулись, и зрачки вмиг нащупали знакомый узор муслиновых занавесей в Павильоне снов.
— С возвращением, молодой господин, — радостно выкрикнул молодой охранник, и его звонкий голос больно резанул уши, всё ещё с наслаждением купавшиеся в звуках неведомого луга.Десять.
А на следующее утро вся огромная территория дворца вскипела сливовым белоцветьем, которое к вечеру догнали встрепенувшиеся от холодной спячки кривоватые яблони, раскрывшие мириады лепестков, и к закату дня сливочная и розовая пена залила уже все высохшие русла дворцовых улиц, пусто щерящихся меж домов-утёсов, цветенье окатило одуряющей сладостью площади и парки, патокой влилось в покои, закружило голову, задушило объятьями тысяч цветочных лепестков-пальчиков.
Красноглазый и хмурый от недосыпания Марко осоловело глядел на лопающиеся на глазах бутоны, налитые, как истомившаяся девка. Сквозь зелёные чешуйки яростно продирались наружу робкие лепестки, словно нежные крылья бабочки выпрастывались из-под заскорузлой шкурки куколки. Повсеместно стоял неуловимый шелест, всюду виделось мелкое движение нарождающейся листвы, веточки-паутинки нервно вздрагивали, тронутые невидимыми духами весны, и во всём этом белокипенном буйстве плясала такая безграничная радость, что невозможно было удержаться от ребячества, встрепенувшегося в каждой клеточке тела, расправлявшего грудь влажным предчувствием чего-то радостного, свежего.
Марку по-прежнему повсюду виделись следы присутствия тех, о ком он боялся даже помыслить, но весенний цветочный шквал придал ему сил, на которые он даже и не надеялся. Лопающиеся почки брызгали микроскопическими капельками сока, повисшими в воздухе подобно тончайшей кисее, смягчавшими режущие краски весны и острые очертания недостроенных зданий. И в этом дурманном мареве, в толще соков, вырвавшихся наконец на поверхность земли после бесконечно долгой зимовки, струилось столько жизни, сколько было, наверное, лишь в момент творения.
Мимо Марка стайкой пробежали нарядные служанки из Цветочного предела, закрывая лица от несущихся навстречу тонких капель. Хохоча и бросая друг в друга цветами, девчонки так увлеклись игрой, что даже не заметили молодого человека, глубоко погружённого в свои переживания. Прохладный смятый бутон сливы шлёпнулся о Маркову щёку, обдав крохотным терпким взрывом, и он снова подивился тому, как легко меняется картинка вокруг. Вот только что его сердце терзал ужас, и всего один маленький цветок, брошенный неловкой рукой, вновь вернул его душе детскую способность петь.
