— Поди прочь, отступник! — рассердился поп.
— А ты не ругайся, чай не в лесу живем!
— А где? — поп обвел рукой сосны по сторонам от тропы.
— В обществе, — ответил Мишка Торопанишка, а это был именно он, возвращающийся на север мимо деревни Терямяки.
— Вот я на тебя проклятие наложу! — погрозил поп кулаком.
— Ну ладно, — согласился леший. — Только уж сам не обессудь.
Священник долго клеймил позором и отлучением встречного человека, посылал его почему-то в огонь и под конец размашисто перекрестился.
Мишка чуть забеспокоился, да, заметив, какой крест кладет поп на себя, успокоился. По большому счету крестное знамение в присутствии лешего позволяло избежать влияния шалостей и проказ последнего. Ну а тут ничего противоправного, по крайней мере, со стороны Хийси, не совершалось. Да и крестился поп как-то странно, не по-людски. Как-то по-новому.
Повернулся Мишка, намереваясь скрыться в лесу, да не успел.
— Чтоб тебя медведь задрал! — прокричал поп, не в силах сдерживать свой боевой азарт.
Хийси резко развернулся, плюнул себе под ноги, сорвал с лохматой головы мятый картуз и со всего маху хлопнул его оземь.
— Ты сам сказал! — сузив глаза, зловеще пробормотал он. — Пусть karhu решит, пусть он скажет свое слово.
Не прошло и мига, или — несколько мигов, как из леса на тропинку вышел медведь. Был он огромный, словно валун, сутулый и непредсказуемый, как все твари, чьи мысли запутаны инстинктами, а разумы блуждают в полной мгле.
Поп, следует отдать ему должное, не смутился, не запаниковал. Наверно, он просто не поверил в происходящее. Однако он сунул руку за пазуху и вытащил кожаную бляху, на которой была изображена римская цифра 5, пересекающая овал: то ли бублик, то ли раскрытый в крике рот. Лицо его при этом, словно бы, осветилось от внутреннего восторга: вот я вам всем сейчас устрою полную обструкцию!
— Раб, меня не запугать каргой! Подите прочь во славу Церкви Святой Марии Монгольской Богоматери! — закричал он, выставил вперед руку и добавил еще несколько слов про огонь, внутренности и нечистоты.
Мишка удивился: такого развития событий он никак не предвидел. Конечно, Константинопольскую церковь Святой Марии он знал, точнее, не раз про нее слыхивал. Только называли ее не "Монгольской", а "Могольской". Якобы пришла в те края из земли Магога Мария, про кою говорили старики:
Марьятта, красотка дочка,
От нее затяжелела,
Понесла от той брусники,
Полной сделалась утроба (руна 50 Калевалы, примечание автора).
