Запахло пылью.
Справившись с головокружением, вызванным напряжением сил, Петяша запустил в щель руку и обревизовал содержимое ящика. Внутри обнаружился хороший, в добрых полсигареты, «бычок». Извлекая добычу, пальцы наткнулись на край прильнувшего к скошенному металлическому дну ящика листок бумаги.
Бережно спрятав окурок в карман, Петяша извлек на свет и листок, оказавшийся телеграфным бланком.
Срочная… адрес… ага:
«БИЛЕТОВ НЕ ДОСТАТЬ. БУДУ ЧЕРЕЗ ДВА ДНЯ. НЕ ВОЛНУЙТЕСЬ. ЦЕЛУЮ»…
Остатки сосредоточенного равнодушия, перемежающегося противной, тряской тревогой, исчезли без следа, смытые волной расслабляющего разочарования.
Раз семь, не меньше, перечитал Петяша телеграмму, и только после этого смысл происходящего сделался очевиден для него в полной мере. Сводился сей смысл к тому, что Елки не будет аж до по-за-послезавтра; до утра придется пережидать на улице, так как метро вот-вот закроют, если уже не закрыли, автобусы — тем более «не ходют», таксисты и прочие обладатели автомобилей на халяву не повезут, пешком же через полгорода — сил не хватит.
Вяло обдумывая, каким образом будет добираться домой назавтра утром (что, при отсутствии каких-либо денег, также представлялось задачей не из легких), Петяша поволокся к выходу из парадной.
Тут, под козырьком, в неярком свете лампочки, торчали три человека, откуда-то смутно знакомых, словно бы виденных где-то мельком.
С виду эта троица была вовсе не агрессивна, и потому Петяша, пройдя мимо, здорово удивился, получив тяжелый удар по затылку.
Голова тут же наполнилась черным, ватно-болючим туманом; ноги подогнулись… Падая, он еще пытался достать кого-нибудь из супостатов ногой, однако сознание куда-то ускользнуло, точно тающая льдинка из кулака, и потому ударов, последовавших за первым, Петяша уже не почувствовал.
Покончив со своей странной затеей, трое шахматистов молча покинули двор с оставленным у парадной Петяшей и, выйдя на Пулковское шоссе, зашагали в сторону площади Победы. Оба компаньона уверенного в себе молодого человека неуютно поеживались, несмотря на теплую, в общем-то, летнюю ночь.
— Ну и что? — заговорил через некоторое время человек в металлических очках с толстыми стеклами. — За каким иксом это все было нужно?
В голосе его ясно слышалась неуверенность и даже сожаление о содеянном. Посему тот, кого называли Борисом, поспешил пресечь ненужные настроения в рядах подчиненных и подконтрольных.
— Это — Георгию Моисеичу виднее, что, зачем и почему. Ты — что, с Георгий Моисеичем собрался поспорить? Мы все — где сейчас были бы, если бы не он?!
