Вот и клики раздались, по обычаю. Заголосила одна женщина, за ней — сразу несколько. Ударил барабан — остальные подхватили, эхо по всей округе прокатилось. Мужчины руками взмахнули, посохами затрясли, мечи выхватили, а омда из винтовки всю обойму выпустил.
— Попробуй удержи теперь эту братию! — сказала Амина Саадийе. Саадийя ничего ей не ответила, губы поджала.
Зарезали множество верблюдов, быков, целое стадо овец положили. Кто ни пожаловал, ел и пил до отвала.
А Зейн среди всего этого веселья петухом ходил — да куда там! — павлином этаким. Нарядили его в кафтан из белого шелка, окрутили зеленым кушаком, а поверх еще абаю голубого бархата накинули. Одеяние все просторное, ветер им словно парусом играет. На голове у него белая большущая чалма, немного нависшая надо лбом, а в руке — длинный бич из крокодиловой кожи. На пальце у него перстень золотой — днем при солнечном свете огнем пылает, а ночью при светильниках сверкает, свет отбрасывает, и в нем огромный, в форме змеиной головы яхонт. Захмелел жених от одного только шума да гама вокруг, улыбается во весь рот, смеется, ходит взад-вперед меж людьми, бичом щелкает, а потом вдруг как подпрыгнет! Одного по плечу похлопает, другого за руку куда-то потащит… Кому-то есть не дает, а кого выпить заклинает, да грозит еще, разводом клянется.
— Вот теперь ты в люди вышел, — сказал ему Махджуб, — и в клятве твоей, жеребенок, хоть какой-то смысл появился!
На свадьбу пришли местные торговцы, чиновники, богачи и разные именитые люди. Даже цыгане, обосновавшиеся в лесу, и те прибыли. Привели с собой лучших певиц и танцовщиц, в бубны бьют, на лютнях играют. И Фатуму взяли — самую известную певицу с западного берега. Завела она голосом своим чарующим:
Речь медовую твори, славь его уста сладостью.
Зен-красавчик всю округу одарил радостью…
Силой затащили они Зейна в круг танцующих — тот бичом взмахнул над головой певицы, щелкнул раскатисто и фунтовую бумажку — разважничался! — на лоб ей прилепил. Взорвались тут фонтанами радостные крики женщин: «И-и-их!»
Каких только чудес в те дни не приключилось! Девки беспутные из оазиса пели-плясали на глазах у имама — а он хоть бы что! Старики Коран читают, а по соседству с ними — песни да пляски пьяные. Славословы мусульманские в тамбурины стучат — молодежь вином наливается. Не просто радость — восторг! Мать Зейна с плясунами пляшет, в хоре подпевает. Постоит чуток, Коран послушает, потом выйдет бочком — туда, где еду готовят, женщин подгоняет. С места на место перекочевывает, выкрикивает:
