Окно выходит в белые деревья... | страница 68
когда в отчаявшемся бунте
народоволец подожжет
себя, как факел,
в Шлиссельбурге.
Как разгорится тот огонь
и вспыхнут, стать бессмертны вправе,
буддист у входа в Пентагон,
студент Ян Палах в пленной Праге.
Но все же мало
только вспыхнуть.
Что после?
Пепел и зола.
Самосожжение — не выход.
Горенью вечному хвала!
Кто в мире факел,
кто окурок,
и скажет
синеглазый турок,
носить привыкший робу в тюрьмах,
а не в гостиных
вицмундир:
«Ведь если он гореть не будет,
ведь если ты гореть не будешь,
ведь если я гореть не буду,
то кто тогда согреет мир?!»
Шаркуны,
шишковисты,
насильники,
вам гасить —
не гореть суждено.
На светильники и гасильники
человечество разделено.
И светильники не примиряются
с темнотой
в наитемные дни,
а гасильники притворяются,
что светильники —
это они.
Но победу,
гений,
можешь праздновать,
даже если ты совсем один,
если у тебя,
светильник разума,
гривенника нет на керосин.
Свет — в отставке.
Ректорствует темь.
Словно некто,
вроде постороннего,
Лобачевский выброшен из стен
университета,
им построенного.
Лобачевский слепнет.
Бродит призраком,
кутаясь
в засаленный халат.
Горек мед быть за границей признанным,
ежели на родине хулят.
«Варя, свет зажги!..
Дай мне-я сам…»
А жена,
иссохшая от горя,
поднося свечу
к его глазам,
шепчет:
«Ты совсем не видишь, Коля…»
«Вижу! — он кричит,
но не жене,
а слепцам,
глумящимся бесстыже
надо всеми зрячими в стране. —
Вижу —
понимаете вы —
вижу!»
Слепота в России, слепота.
Вся —
от головы и до хвоста —
ты гниешь,
империя чиновничья,
как слепое,
жалкое
чудовище.
«Умираю…
Варя, постели…
Мы еще душою крепостные,
но потомки наши —
пусть не мы! —
это демократия России.
Книги, похожие на Окно выходит в белые деревья...