— Ну, Наум Абрамович, что там за дела?
Наум Абрамович понимает: начинается деловая схватка. Без подходов, не пожав руки противнику, даже без нескольких традиционных в Париже слов о погоде. Что церемониться с каким-то там Фипкелем?! Дал ему один пинок, другой, скрутил, смял, и уже в руках победителя всё, и уже делан с Фипкелем. что хочешь.
Но на этот раз господин Крук слегка ошибается.
Наум Абрамович загадочно улыбается, щурит птичьи глаза и смотрит прямо в лицо Крука.
— Дела хорошие. Прекрасные дела.
— Вот как? Не часто услышишь такой ответ.
— Вы правы: не часто. Скажите: много миллионов в вашем банке? Не бойтесь, говорите в десять раз больше.
Крук тяжело косится на Финкеля. На выпуклых белках, как на осеннем листе, проступают красные жилки.
Наум Абрамович предупредительно и нежно кладёт руку на рукав Крука.
— Скажу вам, Прокоп Панасович, совершенно искренне: дел у меня не много. Только одно. Но это одно такое, что сотня банков, подобных вашему, влезет в него, как этот франк в мой карман.
Для пущей наглядности Наум Абрамович вынимает из жилетного кармана монету, показывает её Круку и кладёт назад.
— Сотни! Понимаете? Ну, что: часто могут быть такие дела? А?
— А вы, Наум Абрамович, случайно не начали сочинять сценарии для кино?
— Это-таки сценарий для кино! Это-таки сценарий! Вы правы. Грандиозный сценарий! Все европейские правительства моментально согласились бы играть в нём, стоит их только позвать. А может, ещё и будут играть. Может. Надо только, чтоб metteur-en-scène[2] был не совсем круглый идиот. Но я так о себе пока не думаю.
Крук без всякого выражения, но быстро мажет взглядом по лицу Финкеля.
— Не верите, разумеется? Думаете: если не идиот, так сумасшедший? Слава Богу, кто знает Финкеля, может сказать о нём, что взбредёт в голову: и нахал, и развратник, и дурак. Но никакая фантазия не осмелится вообразить, что Финкель — фантаст и что когда-нибудь он брался за нереальное дело. Прозаик до последнего волоска в носу. Реалист неисправимый и узкий.
Крук равнодушно скользит взглядом по кофейне.
— Что ж это за дело такое?
Тут Финкель в одно мгновение сматывает с глаз, с губ, со всей фигуры некую загадочность и вызов — это оружие можно отложить, оно своё сделало. На лице проступает торжественная серьёзность.
— Что за дело? Сейчас скажу. Но прежде позвольте задать вам один вопрос.
— Пожалуйста.
К столику плавно, как на колёсиках, с подносом, полным чашек, подкатывает гарсон в белом фартуке и механически наклоняется к Круку.
