Надеялась быстренько принять душ — по поводу слишком длительной работы душа я уже усвоила урок — до того, как прибудет моя мать. Она будет удивлена, увидев меня готовой к выходу так рано утром; она провела семнадцать лет своей жизни (первый год — кормление в три утра, несмотря ни на что), пытаясь вырвать меня из объятий сна, прежде чем мое тело было готово оторваться от кровати.
Но сегодня, невзирая на то, что я мало спала — или, наоборот, благодаря недостатку сна и причине, из-за которой недоспала, — я была бодра и готова действовать. Выйдя из душа, завернув волосы в полотенце, я тихонько мурлыкала себе под нос мелодии лучших хитов «Дюран Дюран», но вскоре была отвлечена мыслью, сопровождаемой хмыканьем: не стала ли я уже девушкой Ника? Такого головокружения я не испытывала с тех пор, как впервые получила свое первое приглашение от «Шанель» на распродажу образцов. Или через несколько дней после этого, когда я действительно вошла в бальный зал отеля и насладилась восхитительным зрелищем всех чудесных покупок, которые можно было там совершить.
Все еще обмотанная полотенцем, я прошла через всю комнату к шкафу и вынула мою пятничную одежду. Внимательно все изучила, помня о том, что со мной пойдет мама. Это был, вполне вероятно, один из самых скромных нарядов, сошедших с подиума «Диор» за последние четыре сезона: черный шелковый трикотажный топ с глубоким У-образным вырезом, прикрытым кружевом, и тонкие черные брюки «тукседо». К нему планировались черные туфли «Маноло», которые я забыла привезти: при других обстоятельствах я бы заменила их черными «Лабутенами». Но после всего случившегося в последнее время я… решила не рисковать. А так как мои «Чу» были сломаны, пришлось надеть «Дольче и Габбана» леопардовой расцветки. Придется мамочке смириться с этим.
Я быстро оделась и с волосами, все еще завернутыми в полотенце, пошла в ванную, чтобы нанести макияж. В ту минуту, когда я присела перед зеркалом, раздался стук в дверь. Прыжком я подскочила к двери, готовая к горячим объятиям.
— Привет, мам!
— Здравствуй, солнышко, — произнесла она, как всегда, слегка в нос. — Какая ужасная поездка на такси. Я знаю, мой французский устарел и тому подобное, но клянусь, он спросил, не модель ли я!
Я поцеловала ее в обе щеки и крепко обняла. Я правда была очень рада.
Портье вошел следом с двумя большими чемоданами на колесиках. (Теперь всем понятно, откуда у меня привычки к упаковыванию вещей и шопингу.)
