Рита боится глаза поднять от стола, а я пытаюсь улыбнуться и отрицательно качаю головой.
— Брось, Сонечка. Ты в окно посмотри. Весна, уже весна, скоро будет совсем тепло и от твоих страхов, от твоего плохого настроения не останется и следа. Хорошо как, на полеты скоро поеду. Поедешь со мной?
Он говорит это, думая о своем, хорошем и приятном. И я отвечаю, тоже думая о своем:
— Да, красивая смерть. Сначала взлететь, всю землю сверху увидеть, а потом сложить крылья и — вниз.
Он внимательно посмотрел на меня:
— Ты это серьезно?
— Да.
— Тогда тебе нужно обратиться к психиатру. Нормальный человек о таких вещах не думает.
Нормальный… Может быть. Мы молча пьем чай. Приходит Женя. Виктор ей тоже предлагает чай, но она отказывается. Перед Женей я в долгу. Я говорю ей об этом, когда она делает мне укол, и прошу простить за все беспокойства, что ей доставила. Ничего — она улыбается. Наверное, я была не права. Наверное, здесь не так уж мало хороших врачей и медсестер, гораздо больше, чем таких, как Галина Ивановна. Но, к сожалению, и она не одинока.
Виктор, желая развеять неловкость, говорит:
— Хочешь, поспорим: лет пятнадцать у тебя впереди — это точно.
— Встретимся через пятнадцать лет?
— Не обещаю. Я умру к сорока пяти от сердечной недостаточности. — Вот тебе и на!
Входит старушка, божий одуванчик, и с плачем обращается к Виктору.
— Уж помоги, милок! Из Копейска я. Может, помните? Привезли они меня на «скорой» да и бросили здесь. Куда мне теперь, к кому? У меня муж умер, вдова я. Муж — ветеран войны был, а теперь я одна. И вступиться за меня некому!
Я вижу, как краска проступает на лице Виктора, как темнеют его глаза:
— Они ведь не в первый раз с вами так? — тихо спрашивает он.
— Во второй, во второй, милок, уж ты помоги, родной…
— Рита, — глухо говорит Виктор, — запиши ее к нам, в третье отделение, да… проводи.
Рита с Женей, поддерживая старушку за руки, выходят из кабинета. Виктор сидит неподвижно, сцепив пальцы так, что побелели суставы. Я встаю и направляюсь к двери:
— Прощайте, Виктор Александрович и… не поминайте лихом.
Он очнулся, взглянул на меня, и его лицо просветлело:
— Ты что-то хочешь сказать, Сонечка?
Да, я хочу сказать. Мне так много нужно сказать, Икар, дорогой ты мой человек. Так хочется сказать, как много ты значишь для меня в моей жизни, что саму жизнь свою я уже не мыслю без тебя, но я молчу…
Я хочу сказать, что я снова люблю жизнь, люблю, как никогда не любила. Хочу жить, как все нормальные люди, хочу быть здоровой и счастливой, и все это потому, что я люблю тебя!
