Она украдкой взглянула на Рэя, но он сидел с непроницаемым лицом. У Кэтрин слегка дрогнули тонкие ноздри, словно уловив неприятный запах; остальные никак не прореагировали.
– Давайте начнем со второй сцены, – сказал Паули, улыбнувшись Хизер.
Это была сцена между сенатором и его женой Маргарет. Рэй наклонился над текстом, а с лицом Кэтрин произошло удивительное превращение. Она сделала с лицевыми мускулами что-то, отчего ее аристократические черты приобрели выражение непроходящей боли. Углы рта опустились, как у человека, не знающего в жизни ничего, кроме разочарований, глаза потускнели. Кэт с легкостью вошла в роль, и вся читка заняла ровно четыре минуты.
– Класс, – восхищенно выдохнул Паули. – Тысяча благодарностей, мисс Айверсон. Вы свободны.
– Нет, – сказала Кэтрин, – я, пожалуй, останусь. – Фэй видела, что Кэтрин волнуется из-за Тары едва ли не больше, чем Рэй.
Следующей была очередь Хизер. Она играла сцену, в которой маленькая Рози упрашивает папу взять ее с собой в Париж. В романе эта сцена была одной из самых сильных, но Фэй боялась, что Хизер слишком мала, чтобы понимать подтекст. Однако девочка продемонстрировала совершенно профессиональное прочтение сценария и не менее профессиональное исполнение, создав на редкость убедительный образ девочки, преданной любимым отцом. В ней была и невинность, и в то же время понимание, что в отношениях сенатора и его маленькой дочери есть что-то… недосказанное. Сначала в ее голосе слышались заигрывающие, флиртующие нотки, но потом Хизер – Рози, словно вдруг осознав, что в этой сфере жизни она пока бессильна, сдалась, и ее голос зазвучал, как голос любого обиженного ребенка.
Когда сцена окончилась, Тай Гарднер захлопал в ладоши, а Сильвия Льюисон с облегчением заулыбалась, будто эти аплодисменты были адресованы ей. Они с Хизер тут же удалились, окруженные облаком триумфа.
Все это время Тара судорожно обламывала ногти, но когда настала ее очередь – она должна была читать две сцены: одну с Рэем, а вторую с Беверли, – на нее снизошло спокойствие. Она произнесла первую строчку текста – и напряжения как не бывало. Она не заглядывала в роль, которую, как видно, уже знала наизусть. На глазах Фэй Тара превратилась в юную девушку из привилегированной семьи, девушку, которая любит и одновременно ненавидит отца, давая волю любви и подавляя ненависть. Голос Тары был голосом образованного и закомплексованного подростка, ищущего любви и испытывающего душевную боль. Все эти эмоции отражались на ее лице – мягко, ненавязчиво, именно так, как было нужно для камеры.
