Постепенно Фэй убедила себя, что влюблена в Грэхема Лайсона. Но какое же разочарование она испытала в тот первый раз! Уверенный пульс наслаждения, который пробуждали в ней его ласки, сменился болью, сопротивлением всего тела, а потом… липкая влага между ногами и пятна крови на простыне.
«О, Фэй, любимая моя», – задыхаясь, выговорил Грэхем, когда все было кончено, а она думала только: «И это все? Неужели это и есть то самое?» Но она сказала, что любит его, потому что иначе превратилась бы в собственных глазах в очередную распутную провинциальную девчонку.
Со временем заниматься любовью стало приятнее, и хотя она ни разу не достигала оргазма, когда Грэхем был в ней, он умел удовлетворить ее другими способами. Никто никогда не говорил ей, что секс имеет отношение к душе в той же степени, что и к телу. С другой стороны, ей не приходило в голову, что можно руководить его действиями, чтобы достигнуть желаемого – это казалось ей «неромантичным». Все ее представления о физической стороне любви были почерпнуты из фильмов, и она считала, что вершина наслаждения достигается без всяких усилий или не достигается вовсе.
Никто не знает, чем бы все это кончилось, если бы у отца Грэхема не случился удар. На две недели он уехал домой, вернулся, а на следующий день отец умер. Тогда Фэй впервые увидела его таким, каким он был в действительности – ее ровесником, девятнадцатилетним юнцом, переживавшим первое в жизни настоящее горе, и она по-матерински прижала его голову к груди.
Он провел со своей семьей целый семестр, звонил ей каждый день и говорил, что скучает, что не может без нее жить. Фэй подолгу простаивала в телефонной будке, шепча ответные признания, и продолжала это делать, когда его образ уже значительно потускнел в памяти. Ко времени его возвращения она играла в студенческом театре и любила играть гораздо больше, чем любила когда-либо Грэхема. Все внутренние запреты, сковывавшие ее в постели, исчезали на сцене, она чувствовала себя сильной, раскрепощенной. Наконец она поняла, чего хочет от жизни. Она ощутила себя актрисой, а для того, чтобы стать хорошей актрисой, требовалась масса времени. Отметки становились хуже, но родителям было бесполезно объяснять, что она провалила геологию потому, что работала над ролью или учила текст.
– Я посылал тебя в колледж не для того, чтобы ты валяла дурака на сцене, – говорил отец больше огорченно, чем сердито.
– Хорошеньким девушкам надо держаться от всего этого подальше, – наставляла мать. – Я не хочу, чтобы ты разбила себе сердце.
