Русский Парнас | страница 46
Итак, Алексей Николаевич становится крупным театральным деятелем, в то же время продолжая и свое композиторское творчество. Он сочиняет музыку в самых разных жанрах, но предпочтение отдает вокальным.
В одной из своих статей Б.В. Асафьев пишет, что, по отзывам современников, по России ходили сотни романсов Верстовского. Романсы эти, интонационно примыкавшие к городской песне, широко вошли в быт и распевались во всех уголках России, от скромного городского домика до аристократического салона.
Диапазон его деяний, композиторских, актерских, административных, круг его знакомств и общений были чрезвычайно широки. Он прекрасно знал театр. В этом отношении, можно сказать, он не имел себе равных среди современников.
В артистической московской среде Верстовский пользовался непререкаемым авторитетом, молодые начинающие артисты мечтали работать под его руководством.
«...Все артисты жаждали его замечаний, боялись их и с доверием и благодарностью их выслушивали... Он всегда сообщал артистам жизнь и одушевление», — писал в воспоминаниях о Верстовском великий драматург А.Н. Островский.
В течение тридцати пяти лет Алексей Николаевич фактически был главным режиссером Большого театра и оказывал огромное влияние на всю театральную жизнь Москвы. Недаром период его руководства московским театром называют «эпохой Верстовского».
13 сентября 1835 года на сцене московского Большого театра была поставлена «Аскольдова могила» — вершина композиторского творчества Верстовского, прославившая его.
Через двадцать лет после появления оперы С.Т. Аксаков писал, что «играющаяся и на театрах обеих столиц и провинции, она не перестает вызывать восторги зрителей, не могущих наслушаться и насмотреться на нее».
В опере, как и в «Пане Твардовском» и в «Вадиме», много песен, и, исполняя их, каждый персонаж таким образом высказывается: поют свои монологи мечтательная русская девушка Надежда, мрачный Неизвестный, беззаботный Торопка. Эти роли исполняли выдающиеся певцы: Репина, Лавров, Бантышев.
Успех оперы объяснялся простотой и доступностью сюжета, а главное, тем, что в музыке ее были мелодии, близкие, понятные людям, принадлежавшим к самым разным слоям русского общества.
Верстовский отказался в этой опере от романтических излишеств, от мрачной фантастики, присущей «Вадиму».
Знатоки музыки отмечали большое дарование автора оперы. Наивысших похвал удостоился третий акт, больше всего нравившийся и самому Верстовскому. «...Магическая сила III акта не слабеет. Здесь безусловно торжествует народность слова и музыкальность звуков», — писал С.Т. Аксаков.