— Хайкл, чего доброго, скажет, что и «голем» и прочие чудеса можно объяснить все той же пружинкой!.. Фи, глупости! Все его объяснения, да простит он меня, просто-напросто ничего не стоят, чепуха!
И так как Хайкл Башковитый стоял горой за «тетю Витю», то Ицик Простак, его постоянный противник, ухватился за «тетю Росю»[22] и заступался за нее не щадя сил. Каждый из них старался склонить на свою сторону приверженцев других партий. Если у Хайкла кое-как налаживались отношения с Шмуликом Боксор, главарем приспешников клики «дяди Измаила»[23], если он наполовину поладил с Берлом Французом, горячим поклонником Наполеона, то Ицик переманивал в свой лагерь Тевье Мока, политика австрийской ориентации. Атмосфера накалялась. Из уст в уста передавались самые разноречивые суждения, страсти кипели, молельня прямо-таки ходуном ходила!
Как раз в это тревожное время наши путешественники прибыли в Тетеревку и временно поселились в этой молельне.
Сендерл, по природе человек покладистый, и в политических вопросах не проявлял особого упрямства, охотно соглашался с каждым в отдельности. «Тебе так угодно, — говорил он, — пожалуйста, пусть будет по-твоему! Мне-то что!» Поэтому все прониклись к нему симпатией. Уже после первого приветствия они пришли к заключению, что Сендерл — добряк, человек без задних мыслей, лишенный манеры настаивать на своем во что бы то ни стало. Но в то время, как Сендерл был в наилучших отношениях решительно со всеми без всякого различия, Вениамин, напротив, проявлял большую разборчивость и с первого же раза почему-то проникся особой симпатией к Шмулику Боксору, к которому он постепенно все больше привязывался, покуда окончательно не сдружился. Вениамин поведал ему весь план своего путешествия. Шмулику эта затея очень понравилась. Он переговорил об этом с Хайклом, и тот решил пораскинуть умом. Он пришел к заключению, что дело это хоть и не из легких, но кажется разумным. На особом совещании с Берлом Французом и Тевье Моком путешествие подверглось всестороннему обсуждению, причем участники совещания немало подивились затее нашего героя.
— Вениамин, — говорили они, — и в самом деле не похож на обыкновенного человека. Он какой-то рассеянный, не от мира сего. Порою трудно понять, что он говорит… То, бывает, задумается, вытаращит глаза как стекляшки, и улыбается. Наконец, повадки и манеры у него какие-то странные… Все это говорит о том, что Вениамин человек особенный, не простой. В нем, несомненно, есть что-то такое… Иначе и быть не может! Кто знает, может быть, этот Вениамин вовсе и не Вениамин… Всякое может статься!
