Наши путешественники с замиранием сердца шли по городу, почтительно уступая дорогу каждому встречному. Сендерл то и дело хватал Вениамина за полу и оттаскивал его в сторону. Иной раз Сендерлу из-за этого приходилось чуть ли не пускаться в пляс со встречным пешеходом. Человек шел прямо и наталкивался на Сендерла, который, желая отступить в сторону, на деле загораживал встречному дорогу. Тот кидался вправо, но Сендерл опережал его и сам кидался в ту же сторону. Тогда оба бросались влево, а затем снова вправо, и так до тех пор, пока наконец не разминутся. Один из прохожих, видимо, не очень расположенный танцевать с Сендерлом, попросту схватил его за шиворот и отшвырнул в сторону, так что тот едва без зубов не остался.
Для наших героев здесь все было диковинным, все, казалось, тычет в них пальцами: дрожки что-то кричали, фаэтоны переговаривались, дома надменно поглядывали большими оконными стеклами, а люди передразнивали их, и все орало им вслед: «Эй вы, нищие! Торбы! Мелюзга местечковая! Торбы! Торбы!»
— Знаешь, Вениамин! — сказал Сендерл, задирая голову и почтительно разглядывая большие дома. — Я полагаю, Вениамин, что это — Стамбул!
— Брось! Глупости! Куда этому городу до Стамбула! — отвечал Вениамин таким тоном, точно сам он был уроженец турецкой столицы. — В Стамбуле, глупенький, пятьсот раз по пятьсот улиц, а на каждой улице пятьсот раз по пятьсот пятнадцати — двадцати-, а может быть и тридцатиэтажных домов! А в каждом доме живут пятьсот раз по пятьсот человек! Думаешь, это всё? Нет, погоди, чудак ты этакий! Кроме того, есть улицы поменьше: разные Юрдики, Коченевки, Пески, Яры и Подолы![20] Их там тьма-тьмущая!
— Ай-яй-яй! — поражался Сендерл. — Ведь это же ужас, честное слово, какой огромный город! Но скажи на милость, Вениамин, откуда берутся такие большие города? Зачем людям тесниться в одном месте, как сельдям в бочке? Разве мало места на земле? Ведь есть, наверно, что-то такое, что заставляет людей отрываться от земли и устремляться в небо, ввысь, на верхние этажи? Уж не оттого ли это, что душа человеческая в небесах зародилась и поэтому тянет человека туда, хочется ему, бедняге, расправить крылышки и витать в вышине… А что говорят по этому поводу твои философы, Вениамин? Не встречались ли тебе суждения на этот счет в твоих философских книгах?
— Видишь ли, — отвечал глубокомысленно Вениамин, — что касается философии, то имеется подробное толкование и по этому поводу. Мне как-то однажды пришлось заняться этим у нас в синагоге, за печью… Таким образом был решен талмудический вопрос о ниспосланных нам десяти мерах нищеты, а также было объяснено изречение о том, что весь мир исполнен зла. Но сейчас я это тебе растолкую на основании Библии. Ведь ты, Сендерл, Пятикнижие учил? Там сказано, что вначале, в древние времена, наши предки жили в шатрах. Но во время вавилонского столпотворения все люди собрались в одно место и стали делать кирпичи, а потом строить город с высокими домами, упирающимися в небо. Однако в разгар работы на людей нашло затмение, началась кутерьма, суматоха, они перестали понимать друг друга, и все пошло кувырком… Хорошо еще, что бог их тут же разогнал, и люди зажили как прежде, стали дышать свободно, и мир снова воспрянул. Но грех столпотворения не искуплен по сей день. С тех пор и осталась у людей страсть тесниться, жаться, строить высокие дома, создавать себе славу, устремляться в небо… Помнишь, как сказано в Библии? «Что ты ко мне пристал, как злыдень? — говорит Авраам Лоту. — Зачем твоим людям ссориться с моими из-за пяди земли? Ведь весь мир открыт пред тобою, ступай куда хочешь, и давай забудем об этом!..»
