— Интересно, что там Карлик? — вспомнил Плющ.
— А, так он был у меня в Ташкенте, в позапрошлом году. Проездом из экспедиции какой-то, археологической, что ли.
— А что он там делал?
— А хрен его знает. В отпуске.
— Ну и как он?
— Да он пробыл недолго, дней десять. Стихи читал, правда, классные. Только все торопился на какую-то службу, мы ему справку сделали. Дизентерия.
— Усраться можно, — засмеялся Плющ.
— Вот именно. Ну что, пойдем? Спина чего-то болит и ноги затекли.
Он допил из бутылки.
— Бутылку оставь, — сказал Плющ, — первая бутылка, как кошка в новом жилище.
Балковская улица, граница между городом и слободкой, казалось, состояла вся из оторванных досок, фанеры и оргалита. Но, как всегда бывает, выяснилось, что нужную вещь вовремя найти невозможно. Они тыкались в темные углы, лабазы, слабо освещенные редкими уличными фонарями.
Остановились, наконец, у покосившегося внутрь забора из горбыля. Доски были мокрые, черные и склизкие. Плющ провел ногтем, появилась светлая царапина, но тут же затекла. Одна доска была полуоторвана, на звук она казалась не очень гнилой.
Скрипнули тормоза, хлопнула дверца, милиционер направил на них фонарик и решительно приближался. Следом неторопливо шел второй.
— Стоять! — приказал сержант. — Руки за голову. В машину.
Они сели в желтый газик на заднее сидение. Сержант сел за руль.
— Поехали? — спросил он лейтенанта.
— Подожди. Кто такие, что делали?
— Я печник, — быстро сказал Плющ.
Сержант осветил его фонариком.
— Где-то я твою рожу видел. Точно, скокарь. Поедем, лейтенант, оформим.
— Да подожди, я сказал, Сивчук.
— А ну дыхни, — повернулся он к Плющу, — надо же, не пахнет. Покажи вены.
— Женя, оформить надо, — не унимался Сивчук.
— Сержант, надо слушаться старшего по званию, — заметил Плющ.
— Я тебя щас урою, — взбеленился сержант.
Плющ вздохнул и медленно сказал:
— Вот я нынче врежусь глазиком об дверку, а завтра пойду к прокурору и скажу, что сержант Сивчук меня избил, да еще жидовской мордой называл…
— Грамотный, — скрипнул зубами Сивчук.
— Ваши документы, — сказал лейтенант Нелединскому.
— А этот точно бухой, — сказал Сивчук умоляюще.
Лейтенант рассматривал удостоверение члена Союза художников.
— Ого, Ташкент! — удивился он.
— Залетный, — радовался Сивчук, — гастролер.
— Так что вы все-таки делали? — любопытствовал лейтенант.
«Что бы такое придумать?..» — соображал Плющ.
— Ностальгия, — кратко сказал Кока.
— Что? — не понял лейтенант.
— Я жил здесь в детстве. Тогда мы под этим забором зарыли клад.
