«Боян» была партизанская кличка Огнянова.
Он присмотрелся к старичку:
— Дед Петр!
Конечно, это был он. Огнянов хорошо знал старика. Их связывали давние, дорогие обоим воспоминания. Зимой 1944 года Боян и двое других партизан были тяжело ранены в перестрелке. Почти целый месяц они отлеживались в селе Кричим, в доме деда Петра. Старик ухаживал за всеми тремя, как за родными детьми, скрывая тщательно от них, какие опасности ему угрожали и каких трудов ему стоило добывать пищу и лекарства для раненых. Когда, выздоровев, они вернулись в отряд, с ними пошли в партизаны и двое старших сыновей Петра, а три месяца спустя оба они были убиты в сражении с жандармским отрядом.
Огнянов быстро прошел во двор и открыл двери кабинки проходной. Он обнялся с дедом, встретившим его на пороге. Дед разрыдался: он вспомнил об убитых сыновьях.
— Что ты здесь делаешь? — спросил подполковник, когда старик успокоился.
— Работаю. Мой сын, самый младший, поступил на завод. Я остался совсем один. Дай, думаю, и я пойду, чего мне сидеть бобылем дома. Ну и дали мне работу. А ты чего сюда, верно, по делу?
— Да вот, кажется, дело, по которому я приехал, начнется с тебя, — засмеялся Огнянов.
— С меня? Как так с меня?
— Ты выписал этот пропуск?
Подполковник подал ему корешок пропуска от 22 февраля.
Старик долго рассматривал через очки.
— Да, я.
— Ну, так слушай, дед Петр. Тут к вам приезжала большая группа людей с другого завода. Было это в воскресенье, 22 февраля. Приехали они на желтом автобусе, человек тридцать.
— В какой день, не помню, а группу помню. Наш один инженер их привел.
— В пропуске ты написал, что приехало 30 человек.
— Да столько их было.
— Точно? Ты уверен?
— Да уж верное дело.
— Вместе с руководителем, всего тридцать?
— Нет, руководитель сверх того. Я записал его имя.
— А ты их всех хорошенько пересчитал?
— Да как же можно без этого? — обиделся старик. — Известно, пересчитал. Для этого я тут и поставлен. Один хлопец, строптивый этакий, упрямился: лучше, говорит, пересчитай нам ноги и раздели на два. Ну, да я тоже за словом в карман не полезу. — Нельзя, говорю, так счет не выйдет. — Почему? — А потому, отвечаю, что на тебя четыре ноги причитается, да еще и с копытами. А когда выходили, опять я их пересчитал. Хотел показать мальцу, как службу надо справлять.
— Так… А сейчас можно войти? Вместе с товарищем… — и Огнянов показал рукой на Косева, ждавшего снаружи.
— Иди, Боян, для тебя всегда открыто.
Директор завода сердечно принял гостей.
