Зайцев прекрасно понимал, что я ему так же не мог довериться вполне с одного разговора. В задачу возчика входило уточнить, кто я, и, в зависимости от этого, выполнять свою роль.
Старый колхозный сторож делал это просто и надежно. Первые километры он на мои вопросы больше отвечал односложно: «Не ведаю». А когда мы стали, подъезжать к селу Заборье, то он осторожно, с расстановочной, заявил:
— Не ведаю, як дальше: ехать али ж не ехать?
— То есть как не ехать? — осведомился я с тревогой в голосе.
— У Заборьи основались нимци…
Сообщил это старик как-то торжественно, не торопясь, предварительно повернувшись ко мне лицом.
Все это восстановилось в моем сознании позже. Тогда же я подскочил как ужаленный и, инстинктивно схватившись за маузер, вскрикнул:
— Так куда же ты меня тащишь, старый черт, если в селе оккупанты? И почему ваш Зайцев не сказал мне ничего об этом? Может, их в Ляховичах нет и повезли меня туда, где можно передать в гестапо, — высказал я прямо свои предположения вслух.
Старик, остановив коня, спокойно меня слушал.
— Нет, что про Ляховичи сказал предколхоза, то верно. В Ляховичах гестаповцы стоят, туда не можно. А здесь только десять словаков. Да ночью они почиют и постов не выставляют. А вы ж не бойтесь, коли наш. Я тут вас по задворкам провезу, пусть их хоть сотня будет.
— Смотри, старый, а то от моей пули не уйдешь.
— Дак как же мне уйти тут? А только вас не подведу я, легче мне сгинуть от чужих, чем от своего, — отвечал старик, немного струхнув, но удовлетворенный тем, что выяснил, с кем имеет дело.
Лошадь шла по малоезженной дороге, идущей к правому концу села. Старик насторожился, точно замер. Он слушал и смотрел, не произнося ни звука, еле заметно шевеля вожжами.
Телегой подтолкнуло послушного меринка, и он, не удержав напора, затрусил под крутую горку, под конскими копытами захлюпала вода. А через несколько секунд крайние хаты остались слева позади и лошадь стала подниматься в гору.
Мой дед еще помолчал минуты три-четыре, всматриваясь в силуэты изб Заборья, потом снял шапку и набожно перекрестился. Я понял, что старик и сам боялся не меньше, чем я.
— Что же ты, дед, перепугался? А говорил: «почиют, службу не несут».
— Да я не нимцев перепугался, а вас, — начал пояснять дед. — Тые словаки на том концу поразместились, напротив предколхоза, и сюды они ночью не пойдут. Боялся, кабы кто из мужиков не вышел — досмотреть, кого везу я. А ты же кого никого в потемках мог принять за нимца, да и пальнуть мне в спину.
