– Когда вера моя погибнет, мне останется прощение! – мягко произнесла она. – О, не будь жесток ко мне, оставь мне мою любовь. Она делает меня счастливой! – молила она кротким голосом.
– Милое, доброе дитя, – растроганно ответил Ганс, – иди своей дорогой и да хранит тебя Бог!
Прелестная девушка бросилась нему и обняла его, лицо ее сияло чистой радостью.
– Ты довольна мною, Гедвига? – ласково спросил Геллиг.
– О, вполне!… Ты отдал мое счастье в руки Господа, а Он уже поведет нас: меня и ту бедняжку, счастье которой я украла!
– Будь спокойна, – холодно произнес он, – это совсем другая натура! Такая потеря, если только это будет потерей для нее – вряд ли произведет на нее впечатление!
Полину резанули эти холодные слова, и она отшатнулась, прижав руки к сердцу.
– Я не могу идти к пастору, я вернусь домой! – решительно объявила Полина, обращаясь к барону Рихарду.
Тот, не возражая ни слова, предложил ей руку, но она отклонила его любезность, говоря:
– Нет, нет, дядя, оставайся здесь!… Я должна побыть одна!… Очевидно, я нездорова или большая невежда, если даже возле тебя не чувствуя себя хорошо и спокойно!
– Я понимаю тебя, Полина, и советую вырвать с корнем плевелы, заглушающие твои искренние, добрые чувства!… Тогда ты снова обретешь покой! К чему напрасно мучить себя? Ты хочешь убедить себя и других, что не веришь в любовь, и, однако, преклоняешься перед нею с завистью, когда видишь ее проявление на других, как сейчас! Когда же тебе признаются в ней, то ты отвертываешься, прикрываясь именем человека, сердце которого принадлежит другой! Но почему ты хочешь связать жизнь свою с человеком, не подходящим для тебя?
– Дорогой дядя, пощади хоть ты меня! Я сейчас так нуждаюсь в ласковом слове… Только что я многому научилась и хочу быть мужественной, как эта кроткая девушка, которую Геллиг назвал ангелом! Как она хорошо сказала: „когда вера моя погибнет, мне остается прощение!“
Послав рукой прощальный привет, Полина поспешила удалиться, а барон Рихард пошел догонять компанию, уже вошедшую в домик пастора.
Все общество было достойным образом встречено пасторской семьей и его пансионерами.
Через несколько минут появился накрытый стол, уставленный холодными закусками и достопочтенный прелат, в витиеватых выражениях, поблагодарил гостей за ту честь, какую они оказали его бедному жилищу.
