– Слава Богу, если так! – вздохнула Полина полной грудью. – Я очень рада, что мне не придется еще больше страдать…
– Страдать? – удивился Геллиг. – Но не из-за меня, надеюсь? – с беспокойством спросил он.
– О, я много выстрадала, вынесла в жизни, но… и еще есть нечто, чего бы я не вынесла…
Полина остановилась, и Ганс наклонился к ней.
– Будьте же и вы доверчивы ко мне! Скажите, чего именно вы бы не вынесли? – страстным голосом умолял он.
– Вашего презрения… – еле слышно шепнула она, почувствовав, как ее рука, которую Геллиг все еще продолжал держать в своей, слегка дрогнула.
Ганс молчал, потрясенный… Он инстинктивно чувствовал, что стоит лицом к лицу с опасным моментом перевоплощения Полины.
Молодая девушка уже не была прежней высокомерной и гордой аристократкой, которая еще так недавно холодно-пренебрежительно и свысока довольно ясно ставила границы, через которые не смел перешагнуть управляющий-мещанин.
Теперь перед ним стояла совершенно другая Полина, нравственно обновленная, с ясно звучащим, мягким и мелодичным голосом, с робкими манерами, с кротким взором и с речами, полными неизъяснимой прелести!
Иначе говоря, в настоящую минуту все напускное и допускаемое лишь в силу гордых традиций спало, как шелуха, и перед лицом Геллига очутилась истинно кроткая и чарующе прекрасная женщина в полном смысле слова.
И это видение было так дивно прекрасно, что и Ганс переживал теперь кризис в своем собственном нравственном росте!…
Мгновенно пробудившаяся в нем страсть напором бурных волн размыла вдруг искусственно возведенную плотину гордости и предрассудка, которую он построил в своей груди, и угрожала уничтожить и его самого…
Спокойствие и рассудительность, всегда руководившие им, навсегда исчезли при наступлении моральной бури, охватившей его сердце.
Ганс на это не мог бы дать ответа, да и не старался думать об этом. Сейчас он знал и понимал только одно!…
Ее нежная, атласная и такая теплая рука покоилась в его руке – и он понимал, что нет той силы, которая смогла бы удержать его от прикосновения к этой прелестной ручке…
Ганс осторожно приблизил эту руку к своим губам и… поцеловал ее.
И Полина не только не вырвала у него своей руки, но даже ответила пожатием на его пожатие.
И, словно покоряясь какой-то таинственно-неотразимой силе, с глубоким, прерывистым вздохом, спокойно положила ему на грудь свою головку, когда он заключил в бурные объятия дрожащую фигурку ее…
Но все это продолжалось только лишь короткий миг…
