Если бы он встретил на террасе общество, на которое опасался натолкнуться, он поспешил бы скрыться.
Но куда же он шел?… Что его влекло вперед?…
Этого он и сам не мог бы сказать… Но какое-то нетерпение и беспокойство охватили его, и он стремился к замку, словно подле него находилась та цель его бессознательных стремлений, по достижении которой он счел бы себя удовлетворенным.
И Ганс продолжал неслышно скользить, и самому себе даже не признался бы в той цели, которую ему хотелось добиться…
Вдруг в нескольких шагах от него промелькнула какая-то тень. Геллиг задержал свои шаги, с трудом переводя дыхание от сладостного волнения. Когда же чистый, звонкий и мягкий голос тихо вскрикнул: „Ах, это вы, Геллиг!“ – управляющий вздрогнул, и голова его приятно закружилась.
– Вы, Геллиг?… Как я рада видеть вас бодрым и свежим!… Мне так хотелось убедиться в этом… И я бы, наверное, не сомкнула глаз, если бы не встретилась с вами! Я так опасалась за ваше здоровье!
Полина произнесла все это тихим, прерывистым голосом, и Геллиг стоял перед нею молча, слушая ее слова и боясь пошевелиться, чтобы продолжить сладостное опьянение…
– Вы беспокоились о моем здоровье? – наконец произнес он, радостно пораженный, но в то же время с некоторой долей сомнения и неуверенности.
Чуткая Полина уловила это движение его души, произведшее на нее поучительное впечатление. Схватив молодого опекуна за руку, она с горячностью проговорила:
– О, Геллиг, хоть на этот раз не сомневайтесь!…
Голос ее дрожал и рвался, и Геллиг с упоением смотрел на нее.
– Ваше сомнение все равно не в состоянии превратить в лед горячие чувства моего сердца, переполненного к вам благодарностью.
– К чему опять говорить о благодарности. Да и за что благодарить? – сказал Геллиг.
– Ах, мне так больно за те обидные слова, которые отец так необдуманно наговорил вам!
– Но я и не думал обижаться на них! – возразил Геллиг.
– О, вы просто говорите так из гордости.
– Уверяю вас, что нет!… Да и при чем тут гордость?… О, если бы вы знали… – начал он и тут же осекся.
– Договаривайте, прошу вас!… – ободряла его Полина.
– Разве мыслимо для меня обидеть вас? – тихо докончил он.
Личико молодой девушки вспыхнуло, и глаза ее обласкали, словно вливая необходимую бодрость и мужество.
– Неужели вы не поняли до сих пор, что все мои мысли и желания сосредоточены на том, чтобы стать вашим искренним и истинным покровителем, охраняющим вас от малейшего прикосновения к вам жизненных забот и… горя? – пылко продолжал он. – Разве вы не догадываетесь, что это призвание – быть вашим опекуном, призвание, которое было для меня так ненавистно, потому что оно было мне насильно навязано, доставило мне несказанное блаженство при первой услуге, оказанной вам мною добровольно!… И еще большее наслаждение мне было услышать вашу первую благодарность, которую вы произнесли тоже добровольно! – подчеркнул он.
