Еще один жест жалости, подумала Кира, в неверии качая головой. Как же это блестяще осознавать, что ее теперешнее существование обусловлено не более чем озлобленностью одного вампира и угрызениями совести другого. Если бы она осталась в стороне от Менчереса, как только он отпустил ее, у нее была бы новая машина, повышение, сестра, чья жизнь не будет трагически коротка, несколько друзей, безответственный, но все-таки любящий брат, а иногда и развлечения. Но нет же, она бросила все в погоне за вампиром, который наверняка ни разу о ней и не вспомнил с тех пор, как оставил на той крыше. Ты дура, рявкнула на саму себя Кира.
— Не нужно бояться, что все из твоей прежней жизни теперь для тебя потеряно, — продолжил он, отчего Кира чуть не рассмеялась. — Через нескольких месяцев у тебя будет достаточно сил после рассвета, чтобы вернуться к работе. Пройдет лишь неделя или две, и ты сможешь контролировать свой голод и способности рядом с людьми в достаточной степени, чтобы снова увидеться с семьей…
— Ты не понимаешь, да? — прервала она его, охваченная безрассудством. — Все это — это внезапное становление кем-то другим уже достаточно плохо, но знать, что единственная причина, почему я не в могиле, заключается не в том, что моя жизнь что-то значит для тебя, а в том, что это, по-твоему, уравновесит воображаемые весы правосудия… ну, это дерьмово. И да, я сознаю иронию данного заявления.
Что-то мокрое скользнуло вниз по щеке Киры. Она поспешно вытерла ее и удивилась, увидев розовую жидкость на своих пальцах. Слезы? Она еще могла плакать, хоть и стала вампиром?
Прежде чем она успела обдумать это, боль, становившаяся все более знакомой, прорезала Киру изнутри. Она согнулась, обхватывая живот, как если бы могла каким-то образом затолкать свою потребность в крови обратно.
Ветерок, поднявший ее волосы, был единственным индикатором, подсказавшим ей, что Менчерес ушел и вернулся в мгновение ока. В руке он держал два этих проклятых красных пакетика, и внутренний скачок, который почувствовала Кира, когда увидела их, оставил ее бороться с совершенно противоположными желаниями. Она хотела в отвращении выбросить эти пакетики из окна. И она же хотела вырвать их из рук Менчереса и выпить бешеными глотками.
Он протянул ей один пакет, но Кира отвернулась. Она не хотела больше пить кровь. Это было неправильно, ужасно…
Двойная колющая боль в нижней губе подсказала Кире, что из верхних зубов появились клыки, а потому этот дразнящий, богатый, металлический вкус теперь омывал ее рот. Еще больше боли захлестнуло ее тело, это ненавистное чувство, будто сгораешь изнутри, увеличивалось со свирепым шагом.
