Домой ехать не хотелось, он решил дождаться ее, развернув машину так, чтобы видеть дверь подъезда. И ждал так долго, все более и более досадуя на себя и в мыслях своих называя себя не иначе, как дураком, а то и похуже. Но уезжать все равно не хотелось, он знал, что в этом случае его досада еще более возрастет.
Итак, он был голоден, зол, у него кончились сигареты, стало ощутимо темно, ветер раскачивал фонарь у козырька подъезда, треугольная тень, как бесшумная волна прибоя, накатывала и откатывала от него, а она все не приходила.
В десятом часу открылась дверь и на крыльцо вышел какой-то мужчина. Буданов отвел равнодушный взгляд, но тут боковым зрением увидел, что вместе с ним вышла и та, кого он так долго ждал. Да, это была Антипова, он узнал ее, хотя она была в пальто, накинутом на плечи. Они оба, мужчина и женщина, постояли с минуту на крыльце, он махнул рукой и направился к дороге, а она посмотрела ему вслед и, ежась от холода, скрылась в подъезде.
"Ах, вот оно что, - подумал Буданов, - она была дома и не открывала дверь, она была не одна. Вот, значит, каково ее горе, безутешное горе вдовы".
Он зло и вычурно выругался, резко поворачивая ключ зажигания. Он чувствовал себя мальчишкой, обманутым и оскорбленным. Он ненавидел себя, но больше всего - ту, что одурачила его, взрослого, умного, проницательного и великодушного. "Гимназист, - честил он себя, - сопляк, желторотый романтик, растяпа, остолоп, выродок, кретин..." И зло свое вымещал на машине. Он бросал ее из стороны в сторону, безжалостно давил на тормоз, автомобиль взвизгивал, ерепенился, юзил на поворотах, и Буданов, стараясь угодить колесами в каждую выбоину на дороге, злорадно прислушивался к скрежету и стуку под брюхом машины и, будь он всадником, то давно бы уже искровавил бока коня шпорами, разодрал бы его рот удилами, исхлестал бы его круп до костей и загнал бы его до смерти...
"Продам, непременно продам машину", - приговаривал он, закрывая гараж на четвертый, самый мудреный замок.
Телевизор он так и оставил на заднем сиденье, поленился тащить в дом. Поднялся злой, раздраженный, с порога накричал на жену, в общем-то ни в чем не виноватую, но ему казалось, что и она причастна к его унижению ("Знаю я вас, баб, все вы подлые"), что и она обманывает его красивым лицом и притворной любовью, а на самом деле она уродлива и лжива, и ждет только его смерти, и смеется над ним, ведь не зря она сшила это платье, и, кстати, почему она так загадочно улыбалась в среду, когда пришла домой позже обычного.
