Гололед | страница 12
И вот она, Антипова, не может найти покоя ни в душе своей, ни в окружающем мире, и, как камбала, выброшенная на берег, меняет свой цвет, растерянная и неумелая, близкая к гибели, лихорадочно ищет ту форму, в которой она может найти успокоение и прерванную связь с миром.
Буданов думал так, и ему казалось, что он нашел ключ к этой женщине, нашел объяснение ее метаморфозам, ее судорожным попыткам обрести себя...
Он попробовал вытащить ящик с телевизором, но одному это было не под силу. На скамейке у подъезда сидел человек, Буданов подошел к нему и попросил помочь. Тот выразительно оттопырил мизинец и большой палец, Буданов понимающе кивнул, они вдвоем ухватились за прорези в картонном ящике и потащили его по узким лестницам.
- К Антиповой, что ли? - спросил человек.
- Да, - неохотно ответил Буданов.
- Ага. Ясно, - сказал тот. - Ты ей, значит, телевизор, а она тебя, значит, в гроб сведет. Ох, чертова баба!
Буданову не хотелось разговаривать, но он все же спросил:
- Почему?
- А так, стерва она и все тут. Думаешь, ты один такой? Как бы не так. Володька вот из-за нее пропал и ты пропадешь. Как пить дать! Она ящик твой загонит и похоронит тебя на эти денежки. Так что свой гроб несешь, земеля. Понял?
- Понял, - сказал Буданов и запнулся о ступеньку, чуть не грохнул свой груз и, конечно же, вспотел от страха, как любящий отец, уронивший ребенка и подхвативший его у самой земли.
Дверь была не заперта, снова никто не встретил его в прихожей, но горел свет, было прибрано, пахло духами и еще чем-то аптечным. Буданов поставил ящик у стены и вежливо кашлянул. Было тихо, даже водопроводные трубы не пели, и Буданов чувствовал себя неуютно, как неопытный вор. И все-таки он снял пальто, разулся вдобавок и постучал в дверь комнаты. Никто не ответил, да он и не ждал ответа, громко кашлянул и вошел. Здесь тоже горел свет, все три лампы высвечивали закоулки комнаты, и оттого она казалась еще более нежилой и неприглядной. Обшивка стульев потертая, нестираная, круглый стол с вызывающей бедностью застелен исшарканной клеенкой, продавленный диван, телевизор сиротской, давно уже не выпускаемой модели. Хозяйки здесь не было. Не было ее и на кухне, и в ванной не было, и в соседнем закутке тоже. Буданов выругался про себя, все приготовленные слова стали никчемными, и вообще все ожидаемое им не сбывалось и это, конечно же, раздражало.
Он решил подождать, а чтобы чем-нибудь заняться, стал распаковывать телевизор. Он и в самом деле был красив той красотой, какой обладают дорогие вещи. Буданов уважал электронику, хотя бы потому, что мало разбирался в ней, и, честно говоря, сам процесс превращения невидимых колебаний неощутимого пространства в цвет и звук так и оставался для него чудесным таинством, уделом избранных, священнодействием умников.