Обливаясь холодным потом, Ватана попятился от обрыва со слезами на глазах и страхом в сердце.
Той ночью, уводя своих людей из хрупкого великолепия горного города в грязный мир низин, навстречу смутному, туманному будущему, Ватана глядел прямо перед собой — и плакал о Ватанах, которые придут после него. Хватит ли на их долю покоя и красоты, которые были в его жизни? Увы, вряд ли. Как ни трудно было покинуть Мачу-Пикчу, по крайней мере он познал небо, побродил по колено в облаках, почувствовал своим телом прикосновения богов. Но что ожидает впереди его злосчастных преемников? Что, кроме борьбы, мук и боли?
— Сыновья. Мне жаль вас, — пробормотал он, в последний раз оглянувшись на город. — Какие радости вы найдете на этих пустошах? Ничего, только страдания и смерть. — Раздосадованно встряхнув головой, он повернулся спиной к стенам Мачу-Пикчу, упирающимся в небо, и повел свой народ на север, сквозь ночь, за пределы страны, в странные и чужие города и земли.
Если Кардинал щипал себя за задницу, на стенах города выступали синяки; если, выпятив щеки, он изо всех сил дул себе на грудь, заросшую настоящими волосяными дебрями, то деревья, качаясь, осыпали с веток листья; если он скрипел зубами, заводские станки, издав панический скрежет, переставали работать; если у него приключится понос, половину пригородов смоет в канализацию вместе с его экскрементами. Вот как тесна была их взаимосвязь. Кардинал — это город, а город — это Кардинал. Они были неразделимы. Настоящие сиамские близнецы с одной душой на двоих.
Все мои мысли были только о нем. Тем временем за окнами вагона как-то вдруг возникли первые постройки, и поезд начал пробираться по извилистой колее между домиками предместий. Затем начались коттеджи на две семьи и заводы, а там и настоящие большие здания: небоскребы и церкви, офисные башни и административные комплексы. Одним глазком я успел взглянуть на «Парти-Централь»: этот сгусток чудовищной пышности мелькнул в прогале между двумя зданиями пониже, прежде чем те сдвинулись плечом к плечу… Так вот где он живет, спит и решает судьбы миллионов своих подданных, миллионов горожан. «Парти-Централь» — сердце города.
О Кардинале ходило примерно столько же историй и слухов, сколько было работавших на него полицейских и сенаторов. Что-то свое мог рассказать всякий, с кем ты знакомился в городе. Одни истории были диковинные, другие — кровавые, третьи — совершенно невероятные. Как-то раз Кардинал, сразившись с папой римским в шахматы, выиграл у него пару стран; а один президент сорок дней и ночей пролежал, распростершись, на ступенях «Парти-Централь», каясь, что прогневал Кардинала, и отказывался уйти, пока не получит позволения поцеловать зад великого человека (одни рассказчики утверждали, будто позволение было получено, другие — что нет); актрисы, певцы, прославленные телеведущие — все благоговели перед Кардиналом, ибо перед его мощью любая знаменитость беспомощнее самого заурядного и презренного из смертных.
