Стивен отвесил поясной поклон.
— Ты абсолютно права, и я далек от мысли разрушать твои убеждения.
Щеки Ивонны стали еще краснее.
— Ты сказал, когда мы это обсуждали впервые, что я должна «жить с тобой». А получив отказ, полагаю, затаил на меня обиду.
— Не обиду, но я чувствовал разочарование.
— Потому что не получил меня таким образом или потому, что я не столь широкомыслящая, как тебе хотелось бы?
— Да, меня огорчило и то, и другое.
Ивонна резко вздохнула.
— Я знала, что это безнадежно с самого начала. Пока дело не дошло до интимной близости, мы были такими хорошими друзьями. А я любила тебя, Стивен, очень любила. Это трагедия.
Он с величайшей горечью посмотрел на девушку.
— Правда любила?
— Ты сам знаешь, — проговорила она.
Стивен поднял брови.
— Возможно, так — тепленькая водичка.
— Да нет, гораздо больше и ты это знал.
Стивен стиснул зубы.
— Хорошо, я верю, что ты любила так, как ты способна любить.
— Ты полагаешь, что это весьма слабая способность? — воскликнула Ивонна. — Что я бесхребетна или труслива? Ты полагаешь, что мне следовало бы иметь храбрость, как у этой модели Пиппы Лей, которая пошла жить с твоим другом Полом Саймонсом. И посмотри, что получилось. Она бросила все, работала на него, как рабыня, стала прислугой на все руки: готовила, стирала, в общем делала все. А затем, когда он решил, что устал от нее и, как Гоген, улизнул в Южную Америку, что стало с Пиппой? Она покончила с собой. Ты помнишь, как неприятно все это было? Бедная Пиппа? Я помню, что я думала об этом тогда…
Голос Ивонны дрогнул.
— Благодарю Бога, что я не на ее месте.
Стивен уставился на кончик сигареты. Стало так темно, что они едва видели друг друга. Даже в мерцающем свете газового огня лицо Стивена казалось изможденным. Он поднялся и зажег свет. Ивонна приставила ладонь к лицу, повернулась и снова уселась. Стивен увидел, что она плачет.
Стивен почувствовал невероятную усталость, он по горло был сыт всем этим. Но он больше не был зол на нее, его наполнило презрение к самому себе. И безмерное сожаление. «Если бы я не был таким, как был, это милое создание было бы моей женой», — думал Стивен. Ивонна не была чопорной, узколобой или трусливой. Просто она оказалась врожденно целомудренной. И не ее вина, что художник в ней уступает условностям и принципам, в которых она была воспитана. Стивен хотел бы быть иным ради нее и ради самого себя. Но не мог. Он должен был рисовать, это переполняло все его существо. И пока он не достигнет вершины своих чаяний — стать хорошим художником, признанным художником, он не может быть ничьим мужем, связанным и уничтоженным обязанностями и финансовыми трудностями семейной жизни. Спустя мгновение Стивен проговорил:
