— Да-да, — поспешила заверить его Глициния. Поглаживая кимоно, она не стала спрашивать, где он его достал — понимая, как он зарабатывает на жизнь, об этом не трудно было догадаться. Однако это ее не волновало, потому что отныне кимоно принадлежало ей, как обещание прекрасного будущего.
— Теперь ты можешь показать мне свою благодарность, — позволил Молния.
С горящими от вожделения глазами, он сдвинул в сторону остатки их пира и сорвал с нее одежду. От холода ее кожа покрылась мурашками, но Молния распахнул халаты и прижал ее к своему горячему телу. Глициния, охваченная желанием, застонала. Двадцатичетырехлетний Молния был ее сверстником в отличие от большинства мужчин, на десятки лет ее старше, которые могли позволить себе услуги таю. Лаская его, Глициния наслаждалась ощущением мужского тела, такого крепкого и сильного, а не жирного или чахлого, как у ее обычных клиентов. Руки Молнии на ее груди, ягодицах и в паху вызывали удовольствие, а не отвращение. Когда он оседлал ее, его член был уже напряжен, не то что у тех утонченных, богатых импотентов!
— Я хочу чувствовать тебя внутри себя… — Глициния, задыхаясь от страсти, обхватила ногами его спину. — Возьми же меня!
Молния отпрянул с неожиданной злостью.
— Значит, ты нетерпеливая? — Он освободился из ее объятий. — Я буду говорить, когда и как, не ты!
Охваченная страстью. Глициния забыла, что он не терпит, когда ему указывают, что делать.
— Прости, — быстро проговорила она. Прошлая ночь обнаружила его противоречивый характер и показала ей, что диктовать ему свою волю опасно. — Пожалуйста, прости меня!
Его лицо горело звериной яростью и желанием, он тяжело дышал, тело покрылось потом, и на холоде от него шел пар. Он грубо перевернул Глицинию на живот и рванул вверх ее бедра. Ткнувшись лицом в пол, испугавшись и одновременно возбудившись от его грубости, Глициния вскрикнула.
— Не смей мне сопротивляться! — крикнул Молния, а из игорного зала послышались подбадривающие крики и хохот. — Ты принадлежишь мне, и я буду делать с тобой все, что захочу!
Пристроившись сзади, он поддернул к себе ее ягодицы; его член так плотно вошел в нее, что оба застонали.
— Правитель Мицуёси так брал тебя? — тяжело дыша, спросил он и начал двигаться сильными, глубокими толчками. — С ним тебе нравилось?
Грубые доски пола царапали Глицинии колени и локти. Ее гордость восставала против такого обращения, мысль, что игроки знают о ее падении, вызывала отвращение. Но она изнемогала от возбуждения, рожденного болью и наслаждением.
