Вчера мы собирали светлячков на вилле господина Куроды в Уэно. В тонких летних кимоно мы, как призраки, летали по темным полям, гоняясь за таинственным мерцающим светом, который излучают эти крошечные создания. Сладкий аромат земли и свежескошенной травы стоял повсюду. Стрекотание сверчков звучало непрерывным аккомпанементом к детским крикам и смеху. Мы собирали светлячков в плетеные коробочки, и там они продолжали тихо мерцать — живые фонарики!
Мидори улыбнулась сквозь слезы. Слова Юкико вернули ее в тот очаровательный вечер. Девушке казалось, что сестра рядом.
По дороге домой Мидори и Кэйко в порыве веселья начали бегать, смеяться и толкать друг друга. Они уронили и раздавили одну из коробочек со светлячками Куроды. Как я ни боялась увидеть их удрученные лица, я сказала им, чтобы они рассказали об этом госпоже Курода и попросили у нее прощения. Но, думаю, они согласились со мной, потому что не обиделись.
«На нее невозможно было сердиться», — печально подумала Мидори. Будучи старшей, Юкико всегда строго следила за сестрами, но делала замечания с такой любовью, с такой нежностью, что они с удовольствием слушались, просто чтобы сделать ей приятно…
В коридоре послышались тихие шаги: кто-то шел в чулках. Вот скрипнула половица. Мидори вскинула голову, потом с виноватым видом скатала дневник и поискала, куда бы спрятать. Ее не должны здесь застать. Мачеха накажет. Шаги проследовали мимо двери. Мидори развернула дневник и достала лист ближе к концу. Хватит предаваться воспоминаниям о счастливых днях. Нужны факты.
Следующий пассаж разочаровал ее. Событие шестилетней давности никак не было связано со смертью Юкико. Однако изложение приняло тревожный характер, почерк стал порывистым, словно Юкико писала нехотя, без обычного удовольствия.
Седьмой день одиннадцатого месяца. Мрачный, дождливый день. И именно в такой день Масахито посвятили в мужчины. Церемония проходила в главном зале для приемов. Отец дал Масахито новое, взрослое имя и подарил специальную шапочку. Затем состоялась церемония фундоси-ивай. Присутствовала вся семья. Было много гостей в нарядных кимоно. Вассалы отца стояли рядами в передней части зала. Горели фонари. Я чувствовала гордость за Масахито и с радостью наблюдала, как он принимает набедренную повязку — первую одежду мужской зрелости. Теперь, вспоминая тот день, я плачу. Жаль, что я не способна радоваться и гордиться двадцатилетним мужчиной так же, как пятнадцатилетним мальчиком!
