Да, Барышев всегда торопился. В тот год он получил орден и новое назначение. А Лундин скрылся в уральском лесу, и неизвестно, чем он может теперь наполнить жизнь…
— Что ты собираешься делать? — спросил Колыванов.
— «Охотиться!» — медленно написал Лундин.
Колыванов промолчал.
Он знал, что отец и сын Лундины были одни из самых знаменитых охотников района. Но глухонемого Григория представить охотником было так трудно, что недоумение против воли отразилось на лице Колыванова. Григорий сразу стал резче, как только заметил эти сомнения.
«Не сидеть же мне на пенсии, — написал он. — А идти в шорники или в сапожники характер не позволяет. Не беспокойся, не пропаду. Скоро привезу тебе парочку глухарей, ешь на здоровье, чтобы больше не спорить».
Он привык к скорописи, часть слов не дописывал, многие из них намечал одной-двумя буквами, как стенограф. Но по усилию, с каким писал он, по судорожно прижатому к ладони мизинцу Колыванов понял, каких трудов стоило Григорию общение с людьми.
— А не лучше ли сначала полечиться, — довольно сердито спросил Колыванов.
Григорий побледнел, губы сжались. Низко пригнувшись к столу, написал:
«Год в клиниках и институтах! Но врачи говорят, что пройдет! Я верю! Слова все время взрываются во мне! Может, в лесу мне будет легче и это случится скорее!»
Скрипел грифель. Буквы ложились косо, но твердо, в движениях руки чувствовалось напряжение, с которым Григорий жил все это время. Когда он выпрямился, глаза его были так измучены, будто он только что перенес приступ боли. И Колыванов понял: Григорий прав, его нельзя отговаривать…
Он снова развернул карту, на которой была нанесена схема будущей железной дороги. Лундин с большим интересом смотрел на карту. Когда он увидел красную линию, нанесенную Колывановым, в глазах его заискрился смех. Он провел грифелем но двум дугам — первоначальному проекту линии — и написал только одно слово: «Барышев?»
Колыванов утвердительно кивнул. Губы Григория искривила презрительная гримаса. Нет, не мстительность обиженного человека была в ней, а нечто большее: недоверие! Колыванов с удивлением подумал, как его мысли совпали с мыслями Григория. Барышев всегда торопился. Он торопился к славе, к известности, к деньгам, к удовольствиям… И всегда стремился утвердиться на первом месте, пренебрегая опытом, трудами, усилиями других. Он искал самых легких решений, а во что это обойдется его сотрудникам, помощникам, обществу, государству, его не занимало. Именно это знание характера Барышева и было выражено в презрительной улыбке Григория.
