Николай Чехов и Левитан вместе учились. Одно время жили вдвоем в «Восточных номерах». Тут, деля общие невзгоды, они и подружились.
Сюда как-то пришла Мария Чехова, юная, застенчивая. А Левитан, увидя ее румянец смущения, протянул к ней обе руки и воскликнул восхищенно:
— Боже мой, Marie! Да вы совсем взрослая барышня.
Маша запомнила эту первую встречу…
Друзья делились скудными средствами, а если и они иссякали, шли по знакомому адресу на Арбат. Там жил учитель рисования, который умел выгодно обращать в деньги талант молодых художников.
Приходу Чехова и Левитана этот человек был особенно рад. Он давал им темы, холсты, натянутые на подрамники, кисти, краски и оставлял одних в комнате. Плата была поденной и очень низкой.
Законченные картины делец прописывал для видимости своей кистью, ставил подпись и продавал.
Участвовать в такой сделке было противно, но нужда насильно гнала на Арбат.
Иногда они вместе создавали картины. Женская фигура, идущая по осенней аллее левитановского пейзажа, получила жизнь под кистью Николая, а в его картине «Мессалина» небо писал Левитан.
Николай очень много рисовал для журналов. Часто в одном номере можно было встретить произведения двух братьев — рассказ и рисунок. Или Чехов делал подписи к рисункам брата, а Николай — иллюстрации к его рассказам. В этих журналах сотрудничал и старший Левитан.
Мастерство рисовальщика крепло. Николаю удавались сложные композиции со многими фигурами, он был уже силен и в юморе и в жанровой зарисовке.
Еще занимаясь в Училище, Николай брал слишком много заказов. Платили за рисунки гроши, а жилось семье Чеховых тогда предельно трудно. Почти не оставалось времени и сил для серьезной работы живописца.
Николая природа наделила многими талантами. Он был виртуозный рисовальщик, многообещающий живописец и даровитый музыкант. К нему никогда не приглашали учителя музыки. Нот не знал. Но, слушая, как он играет сонаты Бетховена и ноктюрны Шопена, никто бы не догадался, что за инструментом сидит самоучка. Дивились такому дару даже профессиональные музыканты.
Левитан упивался игрой Николая. Антон Павлович часто просил брата играть: ему лучше писалось под музыку.
Но, кроме талантов, природа наделила Николая и малодушием. Он сблизился с журнальной богемой, дружил с кутилами и разрушал свое некрепкое здоровье пьянством.
Антон Павлович с горечью писал об этом брату Александру: «Николка (ты это отлично знаешь) шалаберничает; гибнет хороший, сильный, русский талант, гибнет ни за грош… Еще год-два, и песня нашего художника спета. Он сотрется в толпе портерных людей… Ты видишь его теперешние работы… Что он делает? Делает все то, что пошло, копеечно… а между тем в зале стоит начатой замечательная картина».
