Галантный, ха! Он просто отвратительный каратель, и она никогда этого не забудет.
Большую часть следующего часа Элли беспрестанно проклинала его, обрекая на вечные муки, — с привлечением впечатляющего репертуара ругательств, почерпнутых из многолетнего опыта общения с братьями, — пока, в конце концов, не заснула, задыхаясь от гнева.
Элли проснулась, ощутив тепло и легкое покачивание, будто находится в объятиях матери. Она удовлетворенно вздохнула, потершись щекой о пушистый шерстяной плед, слабо пахнущий миртом, и крепче прижалась к твердой груди.
Глаза ее внезапно открылись. Она давно уже не дитя. Ее мать умерла. Она пахла розами, а не миртом. И уж точно грудь ее никогда не была твердой.
Элли испугалась. Первым ее побуждением было освободиться. Но она не смогла вывернуться из железного захвата.
— Если не хочешь снова окунуться в море, — протяжно произнес знакомый низкий голос, — веди себя спокойно, чтобы не давать мне повода тебя уронить.
Пират. Ну конечно. Кто еще мог держать ее так, будто имеет все права столь дерзко к ней прикасаться? Одной рукой он подхватил ее под колени, другой обнимал за спину, пристроив ее голову у себя на груди, словно она была ребенком. Но ладонь его, сжимавшая ей руку… его пальцы оказались в опасной близости от ее груди. И к великому смущению Элли, ее тело отреагировало на его близость. Соски ее затвердели и набухли, превратившись в тугие бутоны под тонкой полотняной рубашкой, и она была не настолько наивна, чтобы винить в этом холод.
Но еще хуже, чем близость его ладони, было то, что ее ягодицы касались весьма значительной выпуклости пониже его живота. Элли старалась не думать об этом, но каждый раз, как он делал шаг вперед, их тела сталкивались самым интимным образом. Он оказался… тверже, чем она ожидала. Но контакт был слишком кратким, и у нее возникло странное побуждение еще теснее прижаться к нему.
Щеки ее вспыхнули из-за предательства тела. Хотя было еще темно, Элли уткнулась лицом в грудь пирата, не осмеливаясь взглянуть на него из опасения, что он заметит ее реакцию. Сознавать собственную слабость было для нее тем более унизительно, что он, судя по всему, даже не замечал, что их тела соприкасаются. Без сомнения, ему не раз приходилось иметь дело с женщиной в подобной ситуации — как и во многих других. В то время как она никогда в жизни не находилась в такой близости с мужчиной.
Элли чувствовала себя несмышленой стыдливой девственницей — кем, в сущности, она и была. Поскольку прежде она не испытывала ничего подобного, ее женская гордость была жестоко уязвлена. Раньше она считала себя неспособной на подобные девичьи глупости. И уж конечно, она не собиралась пасть жертвой сомнительного обаяния такого закоренелого негодяя, как этот пират.
