Новая пропажа
— С весны здесь никто не ночевал, — заметил Алексей Максимович.
— «Что и удостоверяется подписью с приложением печати», — не преминул съязвить Абзац.
Пешков готов был вспылить, но я поспешил вмешаться:
— Почему, в самом деле, Алексей, ты говоришь так уверенно?
— Очень просто. Дровишки перевязаны лыком. Значит, их собирали не зимой. Если их собирали летом, зачем было лазить по склонам за сушняком, если по спаде воды на берегу сколько угодно сухого плавуна. Все это сосновые ветви. Хвоя с них осыпалась. Кто их принес сюда — больше не возвращался.
— Очевидно.
— Если бы кто зашел другой, то поступил бы с дровами так, как мы сейчас с ними поступим, а именно: сожжем.
Мы развели огонек у задней стены печи. Сухие сосновые ветви весело запылали.
Пламя лизало нёбо печи, дым по закопченному своду сизой лентой потянулся к устью. Печь наша превосходно топилась. Все, что можно снять с себя, мы сняли и повесили сушить.
Чайник закипал. Слань, выбранная из лодки, послужила Маше материалом для сооружения чего-то вроде стола, подобного тому, за которым мы праздновали возвращение блудного сына. Вспомнили, что у нас есть десяток воблы, принесенной в дар экспедиции Стенькой с той улицы. Каждый получил по вобле. Одна вобла осталась. Воблу раздавал Стенька, на что имел неоспоримое право: ведь двугривенный-то, на который куплена вобла, принадлежал ему.
— Почему же одна? — удивился Абзаце — Стенька, ты ведь за двугряш купил десяток… А выходит девять.
Стенька насупился и ничего не ответил.
— Ты перебирал их пальцами — значит, считал. А где казовая вобла?
— В самом деле, у кого казовая вобла? Ну-ка, сознавайтесь, — предложил Алексей Максимович.
Казовая вобла
Ребята перемерили друг у друга воблы, ставя их рядом головами на доску стола. У всех воблы оказались одинаковой длины. Правда, вобла, врученная Стенькой Маше Цыганочке, была несколько длиннее и шире прочих и, пожалуй, помясистее, но и она не могла сойти за казовую.
— А что такое казовая вобла? — спросите вы. Уличные торговки вразнос, купив рыбу у оптовика, связывают ее на мочалки десятками, отдельно вяленую и копченую, да так и носят по дворам на коромысле: на одном конце вяленая, на другом — копченая. В каждом десятке должна быть одна вобла заметно крупнее и жирнее остальных. Это и есть казовая вобла. Все искусство торговки в том и состоит, во-первых, чтобы покупатели десятком зарились именно на казовую воблу, во-вторых, чтобы не продать ее покупателям штучным. Торговля воблой вразнос, если в ней разобраться как следует, — хитрая механика, но здесь можно ограничиться и тем, что сказано…
