Кругосветка - Сергей Тимофеевич Григорьев

Мы оказались в засаде. Дверь дергалась. В нее стучали и кулаками и ногами. По лестнице в мой мезонин непрерывно топотали, то взбегая вверх, то сбегая вниз, десятки ног. Слышались крики: «Замок!.. Видишь, их заперли на замок. Вот хитрые!..»

Алексей Максимович казался несколько смущенным. Он носил тогда на плечах широкую черную хламиду, на голове — шляпу с обвисшими полями, в руке — увесистую «ерлыгу» чабанов, степных пастухов. Обыватели Самары дивились этому вызывающему наряду. Грозная ерлыга в руке была маскировкой: у Алексея Максимовича Пешкова (я понял это долгое время спустя) были удивительно добрые руки. Чтобы понять человека, мы смотрим ему в глаза. А я советовал бы узнавать людей по рукам. Про глаза Пешкова в его паспорте значилось, что они «обыкновенные», но он смотрел на все и всех с прищуром: казалось, вот-вот подмигнет.

— Алексей, — сказал я ему, — мы бессовестные люди.

— Глупо, как факт, — ответил Алексей Максимович, добродушно нахмурясь.

— В который уж раз мы их обманываем?

— Что делать: суббота — это день обманутых надежд и неисполненных обещаний.

Кашлянув, он прибавил:

— Определение несколько длинное, но верное по существу…

Вдова коллежского асессора

На дворе поднялся шум. На горбатую крышу мезонина полетели камни. Слушая, как они били в железо и катились потом с рокотом до желоба, Пешков, вдруг расцветая, воскликнул:

— Преподобный!.. Это — бунт!.. «Преподобным» он звал иногда меня.

Гам на дворе усилился. Среди мальчишьего крика послышались голоса матерей: они пытались усовестить ребят. Громче всех кричала домовладелица, вдова коллежского асессора Аглая Федоровна Хлебникова.

— Охальники! — кричала она. — Перестаньте кидать камни, горчица проклятая!.. Чего вы беспокоите порядочных людей?

— «Порядочные люди» — это мы с тобой, Преподобный, — заметил Алексей Максимович, почти подмигивая мне.

— Вы мне крышу камнями разобьете!..

— В этом заключена вся суть… Вот где причина ее гнева.

— Полиция! Полиция! — завопила на дворе Хлебникова.

Гомон и шум оборвались.

— Полиции испугались, — предположил я.

— Не думаю, — ответил Пешков.

Со двора послышались смех и свист. Грохот камней по железу прекратился. Вместо того через минуту мы услыхали громыхание железных листов, по которым кто-то ходил босыми ногами.

— Догадались, горчишники! — воскликнул Алексей Максимович.

С крыши свесились на балкон смуглые ноги; я сразу узнал ноги Маши Цыганочки. Девчонка висела на руках и напрасно искала ногами опоры. Я кинулся к двери, но опоздал. Сверху посыпались, мелькая подобно осенним листьям в порыве ветра, пестрые карты. Девчонка с визгом оборвалась и рухнула на балкон, упав котенком на все четыре конечности.