Воробьиная ночь
Молнии полыхали все чаще, но гром не воркнул ни разу. Казалось сначала, что по краю неба с запада на восток идет грозовая туча, но там, где она проходила, сверкание продолжалось, как будто там молнии подожгли что-то пылающее сине-зеленым огнем. Немая гроза обошла весь горизонт — отовсюду вспыхивали молнии, подымаясь все выше. Пылало все небо. На что это похоже? На северное сияние? Мы с Алексеем Максимовичем искали сравнений. Маша нас выручила:
— Это нас снимают при магнии. Нас один любитель снимал. Пуфф! Даже в глазах темно. И вышли все с вытаращенными глазами.
Пешкову понравилось это сравнение:
— Да, нас снимают со всех сторон: «Что это-де за чудаки?»
— А карточку дадут?
— Непременно.
— У меня устали глаза. Я лягу. Почему это вы сказали «воробьиная ночь»?
Мы не ответили.
— Можно Маскоттика накрыть вашим плащом, Алексей Максимович? — попросила Маша.
— Сама укройся. Намочит брызгами — станет от ветра холодно. А кота накрой шляпой.
— Я накрою мальчиков, их тоже мочит. Ладно? А нам с Маскоттиком оставлю только краешек…
— Ладно.
Богатая вещь
Мальчики уже спали, убаюканные волной. Маша накрыла их тесную кучу хламидой, легла на полу плата и прикрылась краем.
— Богатая у вас, Алексей Максимович, эта вещь, — похвалила Маша хламиду. — Ну, Маскоттик, спи. Не возись. Это шляпа Алексея Максимовича. Велика немножко? Ничего. Спи, я тебе песенку спою.
Ах ты, серенький коток,
Твой кудрявенький лобок!
Съел сметанку и творог и пресное молочко.
Спи, Маскоттик, котик-кот,
Спи, трехшерстный наш Маскотт!
Спи, кому говорят!
Чего возишься!
И Маша скоро затихла. Ее укачало. Мы с Алексеем Максимовичем остались одни. Поменялись местами: я сел править, он — вычерпывать воду. Мы шли прямо вдоль берега. Ветер дул ровно. Можно шкот закрепить на утку…
Миновало Ширяево в распадке обрывистых гор. Ветряная мельница. Низкая церковь. На колокольне пробило полночь. У обжигательной печи, покрытой шатром широкой крыши, мы обошли баржу, всю осыпанную белой пылью извести. Пахнуло от нее, как от постройки: сыроватой известкой и смолой.
— Хороший ход… При таком ходе, если ветер не ляжет, к солнцу будем у Молодецкого кургана — половина дороги. А ты их все пугал.
— Верно, Алексей, половина, но самая легкая. Главное — впереди.
— Жалко, впереди проспят самую красоту. Воробьиная ночь — редкость. Почему воробьиная? Очень обидно не ответить малышу.
