— Нетути?
— Хворает он.
— Ах ты, Якуня-Ваня! И Мыларщикова нетути?
— Сегодня не видела.
— Вот напасть-то. Мне позарез нужно повидаться. Да вот не знаю, где живет. А тебе, вижу, некогда.
— Пошто некогда? Я уже. Обождите минутку.
Ульяна быстро домыла пол, убрала утварь, спрятала галоши и надела боты.
…Ичев и Ульяна пробирались Большой улицей. Лужи да ручьи преграждали дорогу. Солнце плескалось в талой воде, прыгало зайчиками по окнам повеселевших изб, слепило глаза.
Шли молча. Ичева угнетала своя дума, да и на разговоры он был не больно прыткий. Знавал он Улькиного отца, Ивана Михайловича Гаврилова. Ульяну видел еще в зыбке. Лукерью, мать девушки, только намедни встречал — болеет что-то старуха. Ульяне бы поспрошать, зачем Савельичу потребовался Мыларщиков, да робеет. Еще Ульяна думает о словах Дуката, и ее снова одолевают сомнения: штаб кыштымской революции и герань! Может, в самом деле убрать?
Дом у Мыларщиковых чуть на косогоре: окнами на Озерную, а боковой глухой стеной — на Нижегородскую. Два рыжих мальчугана строили на ручейке мельницу. Из камней и грязи сотворили плотину, а теперь ладили колесо. Что-то у них не получалось. Старший — Назарка — то и дело покрикивал на брата.
— Отец дома? — спросил ребят Савельич.
— Нету тятьки, — выскочил вперед Васятка. — На конях с Кузьмой ускакали.
— А тебя как зовут-то, пострел?
— Василь Михалыч.
— Гляди-ко! — удивился Ичев. — А я и не знал.
В это время открылась калитка, на улицу вышла Тоня и сказала:
— Сопли-то вытри, Василь Михалыч. Назарка, у тебя же руки окоченели, простудишь.
— Не, — возразил Назарка, не отрываясь от дела.
— Добрый день, хозяюшка, — приподнял картуз Савельич. — Так я тебя, выходит, знаю. Ты дочка Рожкова. Крут у тебя тятенька!
— Чо и вспомнили-то, — улыбнулась Тоня. — Крут да не указ!
— Куда Михаила-то спрятала?
— Спрячешь его настырного. Чуть свет ускакали на Высокий переезд.
— Не сказывали, по какой нужде?
— Будто кого-то там с поезда сбросили. Не то до смерти убился, не то покалечился.
— Скор у тебя хозяин на ногу, держись за него крепче!
— И так никуда не денется. Вот, — показала она рукой на ребят. — Его золото. В нашей родовой рыжих нет.
Алексей Савельич хохотнул про себя и попрощался с хозяйкой. Ульяне Тоня не понравилась — очень бойкая. Наговорила бог знает что. А Михаил Иванович ничего, обходительный, лишнего не скажет.
Обратно возвращались по Нижегородской. Ичев сказал:
— Чо делать-то будем? Может, к Швейкину завернем?
