Но то было и сплыло. Многих парней угнали на германскую. Те, что остались, от темна до темна гнули спину у станков или у печек. Уже не приезжали торговать тютнярцы и башкиры, не звенела по праздникам гармонь, не сходились на кулачки «кыргызы» и «гужееды».
«Эх, какая жисть нарушилась, — запоздало вздыхал Лука Батятин, идя по базару. — Бывалоча, чего только тут не купишь, кого не встретишь. А ныне Пузанов позаколотил свои лавки. Запустенье кругом». Кривая бабка торговала семечками, но куда им до каленых тютнярских! Молодая апайка постелила на землю тряпицу, выложила на нее десяток яиц и просила за них не деньги, а чай. Да откуда теперь лишний чай? Приметил Лука одноногого Андрея Панова, который задорно покрикивал:
— Ай, налетай! Окуни с лопату! Сам бы ел да деньги надо! — У Андрея вместо левой ноги деревяшка, сызмальства так. Глаза раскосые, хитрые да вороватые. Шапку сбил на затылок, обнажив большие залысины на лбу.
— А, Лука! — приветствовал он Батятина. — Люди дохнут от голода, а ты добреешь!
Батятин поморщился, но промолчал. А что скажешь? Попади на зуб этому охальнику, не рад будешь, что связался. Лучше промолчать. Такого не переговоришь, хоть обижайся на него, хоть нет. А окуни, на самом деле, с лопату. И красивые варнаки — зеленые, с темными поперечинами на спине. Мастак ловить рыбу этот Панов.
— Гдей-то ты, Андрей Федорыч, таких натаскал? — спросил Батятин, беря за жабры окуня и разглядывая его.
— А ты купи, коли сам не ловишь. У тебя не иначе еще царские рублевики сохранились.
— Господь с тобой, Андрей Федорыч, откуда им быть?
— Не жилься, купи. Старуха тебе пирог сварганит, а к пирогу косушечку. Да меня крикни, у меня хоть и одна нога, а на косушечку прибегу, право слово!
— Заверни полдюжины, так и быть, — согласился Лука. — Гдей-то все же ты добыл таких красавцев?
Кто-то подошел сзади. По голосу Батятин узнал Ерошкина:
— Ого! Вот это окуни!
— Купи, господин Ерошкин. По дешевке отдам. Вот Лука Самсоныч дюжину берет.
— Спасибо, голубчик, не далее, как вчера, мне щук принесли.
— Щука — хитрая рыба, — усмехнулся Панов. — В лесу лиса, а в озере щука.
Батятин нутром почувствовал, что Ерошкин появился не зря, нет, не случайно очутился рядом. Не такой он человек, чтобы так вот по базару расхаживать. Подкарауливал, варнак.
— Ну что, Лука Самсоныч, — спросил Ерошкин, когда Батятин расплатился с Пановым, — нам по пути?
— Коли вам по Большой улице, то, стало быть, по пути.
— По Большой, так по Большой.
