— Да, доктор Басков, — ответил он в трубку, — мы тщательно обыскали все помещение.
— Константинов ведь является организатором некоего фонда Дятлова?
— Так точно.
— И вы нашли что-нибудь?
— Не могли бы вы задать более конкретный вопрос?
— Ах да, простите. Я имею в виду материалы о трагедии на перевале Дятлова.
— Понятно. Да, этого было много найдено. В основном письма и документы: газетные вырезки тех лет, записи самого Константинова — целый ворох. Сейчас мы сортируем их в каталог.
— А как насчет материальных предметов — образцы, пробы, металлические фрагменты?
Комар ответил после паузы:
— Да, мы нашли целую коробку с вещами.
— Там был кусок ткани?
— Да, был.
— И у вас есть соображения, что это такое?
— Мы отправили его на экспертизу вместе с металлическими обломками. А почему вы спрашиваете? Вы думаете, это имеет какое-то отношение к вашему освидетельствованию Стругацкого?
— Думаю, да. Можете сделать для меня копию отчета экспертизы, как только он у вас будет?
— Конечно.
— А с Юрием Юдиным вы говорили?
— Да, я лично брал у него показания.
— Он подтвердил тот факт, что Стругацкий приезжал к нему?
— Да, хотя он странный тип.
— Что вы имеете в виду?
Я почувствовал, как на другом конце провода Комар пожал плечами:
— Как вам сказать… зациклен на прошлом. Все только вспоминает и вспоминает — но это обычно для стариков, я полагаю. Однако Стругацкий у него точно был. Сумел настоять, чтобы Юдин принял его. Пригрозил, что не уйдет, пока его не впустят. Но потом оказался довольно вежливым человеком.
Я попросил Комара передавать мне любую информацию касательно прошлого Стругацкого, после чего, поблагодарив его, повесил трубку.
И снова принялся размышлять над показаниями Стругацкого о событиях, приведших к его аресту. Насколько я мог понимать, все совпадало — это был точный отчет о случившемся. Тут я вспомнил о его нежелании рассказать мне о том, как погибли его товарищи в лесу у Холат-Сяхыл. Он совершенно очевидно был напуган, но кем или чем — я понятия не имел. Я подозревал, что наступит момент, когда в его рассказе факты сменятся фантазией. Мне нужно быть очень внимательным, чтоб не пропустить этот момент, после чего и начнется моя настоящая работа. И есть только один способ сделать это: позволить Стругацкому продолжать свой рассказ, позволить ему самому подойти к этой критической точке.
* * *
Когда в понедельник утром я зашел к Стругацкому, он спросил меня, как прошли мои выходные. Я был так занят своими мыслями, что слегка растерялся от вопроса.
