— Доброе утро, Виктор, — приветствовал я его, улыбаясь. — Я Басков.
Стругацкий лежал на кровати. Он тотчас сел, спустив ноги на пол.
— Доброе утро, доктор Басков.
Он не улыбнулся в ответ, но и враждебности его лицо не выражало. По правде говоря, на нем вообще отсутствовало какое-либо выражение. Разве что лоб был слегка наморщен, словно бы он обдумывал какую-то малозначительную проблему. Я обратил внимание, что лицо у него было загорелым (это было отмечено еще при первом физическом осмотре и говорило о том, что он провел долгое время на открытом воздухе), а в волосах мелькала седина, отчего он казался намного старше своих двадцати восьми лет.
Я показал на стул возле стола:
— Я присяду?
— Пожалуйста.
— Как вы себя чувствуете сегодня?
— Хочу выбраться отсюда.
— Боюсь, пока это невозможно, — мягко возразил я.
— Пока вы не определите, сумасшедший я или убийца, — он улыбнулся невесело, показывая, что смирился с ситуацией, и пытаясь скрыть страх перед неопределенностью своего будущего.
— Верно, — ответил я, кладя на стол диктофон.
— У меня тоже есть такой, — сказал Стругацкий, — такая же модель.
— Ах да, вы ведь журналист?
Он снова повторил:
— Да, у меня тоже есть такой. По крайней мере раньше был. Он все еще там.
— Там — где?
— В лесу. А может, от него уже ничего не осталось.
— Почему ничего не осталось?
Стругацкий не ответил.
— Не возражаете, если я буду записывать этот разговор?
— А если возражаю — неужели не станете записывать?
— Это обычная процедура.
— Тогда не могу возразить.
— Спасибо, — сказал я, включая прибор, — как долго вы занимаетесь журналистикой?
— Года четыре. Вы ведь думаете, это я их убил, так? Думаете, что я сумасшедший и поэтому убил их.
Он сказал это так спокойно и ровно, как если бы констатировал какой-нибудь общеизвестный факт — вроде того, например, что утром всходит солнце.
— Нет, — возразил я, — я этого не говорил. На самом деле я ничего не знаю. Поэтому я здесь и беседую с вами.
— Если я не сумасшедший, зачем меня заперли в психбольнице?
— Вы здесь, чтобы мы смогли выяснить, что произошло с вами и вашими товарищами.
— Их убили.
— Каким образом?
Стругацкий молчал, глядя на меня, но я успел заметить промелькнувший в его взгляде страх, даже ужас.
— Все хорошо, Виктор, — мягко сказал я, — мне можно доверять.
— В том-то и проблема, доктор, — ответил он очень тихо, — я не знаю, могу ли я вам доверять.
— А почему нет?
Он вновь сильно нахмурил лоб:
— Я не знаю, кому доверять, а кому нет. Вы правда хотите мне помочь или?..
