– Тут, – Домашенко мнется, но храбро продолжает: – Станкевич сказал, что будь на моем месте Куприянов или Кадьян, он не оставил бы их живыми…
– К делу, – перебивает Лазарев.
– Остается сказать немногое. После неудачи Станкевич и Турышев скрылись с ружьем и пистолетами. На следующий день бежали матросы Малков и Прокофьев. Я организовал розыски, но преследование не имело результатов. Не нашли мы и русского смутьяна, бывшего соотечественника.
Лазарев хмуро поворачивается в сторону Завалишина,
– А вы, герой?
– Прибыв в лагерь, продолжил поиски. По-видимому, все наши матросы в сговоре не выдавать беглецов. Я думаю, что Сатин встретился с прочими бунтовщиками. На обратном пути, – спешит он умаслить командира, – заявился к губернатору и потребовал выдачи дезертиров.
– Хоть это догадались сделать, – отрывисто бросает Лазарев. Он тоже садится писать губернатору. Это невыразимо тяжело. Для англичан в происшествии нет никакой чрезвычайности. Ведь то же – и гораздо чаще! случается на британских кораблях. Лазарев сам был не раз свидетелем дезертирства с английских военных кораблей. И тем не менее капитану стыдно признаваться в том, что это случилось на его корабле.
Но вывод Михаил Петрович делает один: надо подтянуть дисциплину, укрепить благодетельный страх в тех, кто равнодушен к возвращению на родину.
Конверт запечатан. Лазарев поворачивается к продолжающим стоять офицерам.
– Вот последствия либеральных бредней, господа. С одной стороны снисхождений проступкам, с другой – недостаточное воспитание. Затем, что мало бываете с матросами. О вас не говорю, Нахимов… Теперь во всей строгости придется применить устав.
Он внезапно умолкает. В капитанскую каюту доносится грохот сваленных дров. Стучат молотки и визжат пилы, за кормой высокий голос тянет унылую песню:
О-оой ты мо-ре, мо-ре синее…
Это висит в люльке маляр и закрашивает вновь проконопаченный борт. "Крейсер" живет размеренной трудовой жизнью, и еще не все знают, что его налаженная жизнь подточена червем разложения и ненависти.
Через шесть дней добровольно является Терентий Прокофьев, а еще через два дня, когда "Крейсер" готовится выбрать якоря, английские солдаты доставляют Малкова, Сатина, Турышева. Всех троих заковывают в кандалы…
"Крейсер" и "Ладога" опять в плавании. Долго матросы сидят в цепях. Лазарев молчит, и офицеры не смеют спросить, что же делать? Так продолжается до 8 июня 1823 года. Этот день начинается при самом легком волнении океана. Командующий приказывает лечь в дрейф и "Ладоге" занять место в полукабельтове с подветренной стороны "Крейсера". Потом следуют сигналы собрать команду и читать из Морского устава главы семнадцатую и осьмую.
