В столице молодой колонии уже есть губернатор с чиновниками, деятельны горожане из отпущенных на поселение каторжан. Губернатор весьма любезен; горожане тоже устраивают офицерам русских кораблей радушный прием и берут втридорога за свежее мясо и зелень.
Лазарев хочет скорее уйти в Тихий океан. Он не дает отдыха экипажу. Половина людей назначается в помощь плотникам и конопатчикам, другие наливают свежую воду в бочки, а партию в 20 человек посылают с мичманом Домашенко на рубку дров.
Через десять дней дровосеки должны доставить топливо, но из реки не выходят плоты. Лазарев направляет Завалишина поторопить нерасторопного офицера. Исполненный важности, с пистолетами за поясом прыгает Завалишин в ял и громко командует:
– Отваливай!
– Завтра же пришлю донесение, – кричит он.
Но опять много дней никаких вестей из лесного лагеря крейсеровцев. Когда наконец возвращаются сконфуженные Домашенко и Завалишин, Павел несет вахту и принимает рапорты прибывших офицеров.
– Из числа посланных со мною на барказе для рубки дров самовольно отлучились матросы первой статьи Иван Малков, Илья Турышев, Терентий Прокофьев и Станислав Станкевич, – говорит Домашенко.
– Во вверенной мне команде яла обстоит благополучно, – начинает Завалишин и вдруг чертыхается. – И у меня удрал Яков Сатин:
Они уходят к Лазареву, и здесь под настойчивыми вопросами командира уясняется ход событий.
На шестой день работы в засеке появились какие-то островитяне. Домашенко не придал значения их сношениям с матросами, так как никто из его команды не знал английского языка. Между тем среди незнакомцев был русский матрос. Насильно завербованный в английский флот, он сбежал сначала на американский китобой, а затем стал фермером на острове. В лагерь явился специально с целью соблазнить соотечественников прелестью вольной жизни. Домашенко наконец заметил, что после разговоров с островитянами матросы стали неохотно работать, ворчать на замечания. На девятый день, когда Домашенко после полудня уснул, по почину Турышева команда устроила собрание. За Домашенко побежал квартирмейстер Пузырь. Мичман поспел к концу заключительной речи Станкевича, звавшего матросов не возвращаться на фрегат. По требованию Домашенко часть матросов немедленно вернулась к работе, но другие не пожелали. Тогда он приказал квартирмейстеру Пузырю арестовать Станкевича и Турышева, как зачинщиков бунта и изменников присяге. Матросы толпой бросились на квартирмейстера и вырвали у него ружье. Домашенко для острастки выстрелил в воздух. У него тоже вырвали пистолет.
