— А я не приехал! — огорошил хозяев. — Пришел пешком из Краснодара…
— Как это?.. — не понял Анатолий Дмитриевич, оторопев и поморгав глазами.
— А вот так, очень просто, — засмущался я и рассказал им про то, как люблю ходить пешком…
— Постой, Геннадий, что за чушь, — перебив, нахмурился Анатолий Дмитриевич, думая, что я пошутил. — Так ты… Или денег не было на проезд?
— Да не — ет, — засмеялся я, — деньги имелись, дело не в них, захотелось попутешествовать, воздухом подышать, природой полюбоваться…
Знаменский пожал плечами. Я продолжал объяснять:
— Такое, ну — у… желание, порыв овладел мною… Вот так же я ходил в Новороссийск и под впечатлением похода написал рассказ «Светофоры зеленые». Вы еще похвалили, Анатолий Дмитриевич…
— Помню. Да, помню… Рассказ действительно хороший…
— Вот и к вам пришел. Вдруг опять напишу что‑нибудь.
Мои рассуждения развеселили Анатолия Дмитриевича:
— Ага, романтик, значит… так теперь что же получается: чтобы, например, тебе написать большой роман или повесть, потребуется пехом идти до самого Урала! Так, что ли?! — сощурив глаза и вздохнув, Анатолий Дмитриевич заметно рассердился. — Не то ты говоришь: надо быть в гуще жизни, жить интересами народа… Это ты, брат, шалишь насчет того, что тебе хочется бродить! Погоди немного, с годик. Около тебя уже не одна жизнь, а две, и это, пожалуй, самое главное богатство, которое надо сейчас не только понаблюдать, но и «творчески проникнуться». Пасенюковские «горы, небо и люди» еще не уйдут от вас. Главное‑то в другом — в середке… Ты лучше выбери время, возьми отпуск и поезжай в село или станицу, поживи среди людей и там столько всего узнаешь об их судьбах, что тебе хватит материала на целую книгу, и отпадет надобность переться до Урала…
Я понимал, как полезны советы Анатолия Дмитриевича, хотел что‑то сказать, но вмешалась Нина Сергеевна, позвала нас в дом. Познакомили меня с их дочками и сели обедать, выпили водки, а после мы с Анатолием Дмитриевичем перебрались в его кабинет и просидели до глубокой ночи. Анатолий Дмитриевич говорил о работе над незаконченным романом о Гражданской войне на Дону и Кубани, о Филиппе Кузьмиче Миронове. Он был искренен настолько, будто бы не с начинающим литератором, а с близким человеком беседовал, во всем доверяясь. И что не забылось: читал отрывки из нового романа «Золотое оружие», который далее перерастет в роман — хронику «Красные дни».
Уже при чтении этой незаконченной рукописи, оценивая ее на слух, я почувствовал, какой это большой писатель. Меня переполняло чувство гордости, что автор доверяет начинающему прозаику, и как было приятно, когда он, прерываясь, сомневаясь в чем‑то, желал услышать мое мнение о той или иной сцене, и насколько все психологически достоверно им изображено. Но мне ли судить, что хорошо, а что плохо? Я понял, как много предстоит работать над собой, чтобы стать таким писателем. И вот слушаю.
