- Повезет один латыш. Студент. Фамилия его Ролау. Запомните. А отдельные экземпляры, как договорились, отправим в переплетах книг.
Недовольно хмыкнув, Блюменфельд пошел к реалу.
Владимир Ильич снова сел на свое место, и перо побежало по бумаге с обычной быстротой:
"Перед нами стоит во всей своей силе неприятельская крепость, из которой осыпают нас тучи ядер и пуль, уносящие лучших борцов. Мы должны взять эту крепость, и мы возьмем ее, если все силы пробуждающегося пролетариата соединим со всеми силами русских революционеров в одну партию, к которой потянется все, что есть в России живого и честного".
Вот и последний лист передовой готов для набора, и Владимир Ильич, взволнованный и сияющий, как перед большим праздником, отнес его наборщику:
- Теперь дело за вами.
- Можете спокойно ложиться спать, - сказал Блюменфельд все с той же ноткой самоуверенности. - Корректура пусть вас не волнует. Еще не было случая...
- Помню, помню, - прервал Владимир Ильич. - И хочу верить в вашу типографскую непогрешимость.
4
Утро было такое же серое, как в предыдущие дни. Окна сверху донизу заплаканные.
В тесной типографии зажгли керосиновые лампы.
Настала долгожданная минута: Ульянов, Блюменфельд и типограф Рау стояли у машины, считавшейся скоропечатной. Дюжий вертельщик поплевал на руки, взялся за крюк, деревянное цевье которого было до блеска отшлифовано жесткой кожей натруженных ладоней; и, напрягая мускулы, повернул большое колесо машины; заскрежетали шестерни, пришли в движение печатные валы, запахло типографской краской, и влажный газетный лист лег на нетерпеливые руки Владимира Ильича. Есть газета! Есть! Сбылась долгожданная мечта!
Рау и Блюменфельд заглянули с боков. Отлично оттиснулось клише: в середине крупно "Искра", ниже под чертой "No 1, декабрь 1900 года", слева: "Российская социал-демократическая рабочая партия", справа: "Из искры возгорится пламя!" Ответ декабристов Пушкину". Все четко. Все хорошо. А текст... Пожалуй, надо кое-где еще приправить, и Рау вместе с печатником склонился над вторым оттиском.
А Владимир Ильич, хотя внутренняя сторона еще не была оттиснута, вложил в середину лист, напечатанный ранее, и, окинув газету восторженным взглядом, обнял Блюменфельда за плечи, пожал руку Герману Рау, печатнику и вертельщику:
- Данкэ! Данкэ! Данкэ! - едва удержался, чтобы не добавить по-русски: "От всего сердца! От всех российских социал-демократов. От всех марксистов!"
