Но отец Илларион отмёл этот вариант: два года тяжелых трудов и мучительное приспособление к братству Эсфигмена казались ему слишком дорогой платой за схиму, и он решил пойти другим, более коротким, путем.
Он зачастил в сербский монастырь Хилендар, где подружился с духовником этой славной обители. Духовник Симеон был очень добрым, простым и открытым человеком, и в силу этого никогда и никого не подозревал в нечистых намерениях. Факт исторической дружбы сербского и русского народов отец Илларион, выбирая жертву, тоже учёл.
Прошло некоторое время, и Илларион стал просить своего нового друга постричь его в схиму. Духовник сперва отказывался, объясняя, что у него будут большие неприятности, если об этом кто‑либо узнает. Но Илларион божился, что о постриге не узнает ни одна живая душа, и духовник, наконец, дрогнул под мольбами отца Иллариона. Поверив, что тот сохранит тайну пострига, отец Симеон однажды ночью в маленьком параклисе тайно постриг его в великий ангельский образ.
В схиме киевский монах получил имя Иларий.
Он вернулся в Карули, купив предварительно в Кариесе новую, расшитую красными нитями, греческую схиму. Если в России великосхимник виден сразу, — русская схима внушительна и красива, то эллинская носится скрытно, под рясой и похожа на священническую епитрахиль. Греческого схимника нельзя отличить от обычного рясофорного послушника, впрочем, как и от иеромонаха, который по афонским правилам не носит крест поверх рясы. Это святогорская традиция прекрасна и показывает, что монашество — поистине «чин кающихся», и истинная благодать всегда сокрыта от людских взоров.
Но наш отец Иларий так не считал. Приехав в Карули, он сразу надел новенькую схиму поверх подрясника. Обступившим его с расспросами он поведал, что постриг его в святую схиму хилендарский духовник Симеон, многими считавшимся старцем высокой жизни. Скоро об этом постриге говорила вся гора, и, можете мне поверить, доброму сербскому духовнику не поздоровилось. За такое самочиние он запросто мог лишиться своей должности.
А новоявленный Иларий просто забыл своего друга и перестал ходить в Хилендар. Теперь он получил то, что хотел — афонский постриг, и оставаться на Святой горе ему не было смысла, так как здесь, на Афоне, в схиме ходит каждый третий, а в родном Киеве афонской схимой сможет похвастаться только он.
И Иларий уехал.
Года через два после этих событий на Афон приехал паломник из Одессы и стал расспрашивать русских монахов, не знают ли те великого афонского старца Илария, который двадцать лет провел на Святой горе в совершенном безмолвии, подвизаясь в скиту Карули.
